АЛЬКАСАР

(Из письма митрополиту Виталию (Устинову)).

Мне многое пришлось видеть в Испании, и впечатлений накопилось много, но бесспорно самое сильное впечатление именно от Алькасара. Помню, как за его осадой внимательнейшим образом следили мы из Манджурии. И тем не менее далеко не все подробности я знал. Я например думал, что Алькасар это крепость внутри города, вроде нашего Кремля. А ведь это просто дом, один только дом, правда большой, крепко построенный дом, сооруженный в качестве крепости еще римлянами и достроенный готами и арабами, с глубокими массивными подвалами. И этот один дом в течение семидесяти шести дней сопротивлялся всей соединенной силе зла всего мира.

Мы подъехали к Алькасару со стороны города. Кругом все руины и щебень. Два с половиной месяца его громили в упор мощной артиллерией, сначала 155-миллиметровыми орудиями, а потом 240-миллиметровыми. Кроме того, часть зданий снесена подведенной под него миной.

В воротах развалин нас встретил сухой седой человек, лет под 50-гид. Говорит только по-испански и когда мы удивились этому, он пояснил, что он один из защитников Алькасара и потому, хоть он и не знает ни одного языка, именно ему было поручено быть гидом в этом месте.

Мы спустились в подвалы Алькасара. Вот место, где разорвалась бомба, убившая такого-то числа столько-то людей. Вот огромные пробоины, которые сделаны 10-ти дюймовыми орудиями стрелявшими по Алькасару день и ночь. Тут наш гид показывает дыру в стене, через которую пуля однажды ударила в его шлем и отскочила в стену-«по милости Матери Божьей», которой они непрестанно молились во все дни осады. Вот примитивная глиняная печь, сделанная ими в глубине подвала из щебня после того, как были разрушены все кухни и все печи в доме. Тут женщины пекли хлеб для всех 1900 защитников и обитателей Алькасара из муки, которую солдаты достали в начале осады, во время одной вылазки в город. Вот подвал, где доставали воду, медленно сочащуюся из камня. Воды защитники получали по три четверти литра на человека в день. Умываться не приходилось. Вот длинные подземные коридоры, где скрывались женщины и дети. Когда красные предложили защитникам Алькасара выпустить женщин и детей но они отказались все до единого они понимали, что перед ними не человеческий противник, а страшная дьявольская сила, с которой нельзя вступать в переговоры, которой нельзя верить и полагаться на снисхождение и великодушие которой ни в какой мере нельзя. Спаси их, Господи, за то, что они так верно поняли природу дьявола-отца лжи.

Они были без священника. Красные прислали им однажды одного патера в качестве парламентера-уговаривать их сдаться. Патер был красный (были такие), они категорически отказались, но просили священника отслужить им мессу, исповедать и причастить их, чтобы приготовить к смерти. Патер начал их исповедовать, но не мог, ибо кончалось время данное ему для выполнения поручения. Тогда он совершил общую исповедь и причастил их всех...

Нам показывали место, где два врача делали операции раненым. Это тоже в темном подвале, освещенном только лампочкой, в которой они жгли лошадиный жир. Почти все время осады они питались мясом лошадей и мулов, потому что других продуктов не было. Там почти в полной темноте делались операции.

Тут же около этого лазарета-капелла с изображением Божией Матери, где утром и вечером защитники собирались на молитву.

Наконец вас приводят в кабинет командира Алькасара, генерала Москардо, где на стене записан его разговор с сыном по радиотелефону. Красные захватили в Толедо младшего сына генерала Москардо, шестнадцатилетнего мальчика. Старший, сын генерала был уже убит во время высадки испанских войск в Марокко в Испанию. Красные вызвали по телефону генерала Москардо. Его мальчик обратился к отцу: «Папа они говорят, что если ты не сдашь Алькасар, они меня расстреляют». «Что же делать, сын. Положись на волю Божию. Я не могу сдать Алькасара и предать всех, кто доверился мне здесь. Умри достойно христианина и испанца». «Хорошо, папа. Прощай. Обнимаю тебя. Я скажу перед смертью: да здравствует Испания! Слава Христу-Царю!». Он так и сделал.

Я еще сдерживался, чтобы не плакать в этой комнате. Я видел, как у Великого Князя судорожно двигается лицо. И даже сейчас, когда я пишу это, чувствую как клубок подступает к горлу. Вспоминается Авраам, которому дал Господь высочайшую честь быть прообразом Бога Отца и Исаак - прообраз Христа в их готовности к такой же вот жертве.

А ведь этот расстрел мальчика одобрял и поддерживал тогда почти весь мир. Воистину, большевиков нельзя превзойти в жестокости, но в подлости их превзошли многие.

Генерала Москардо еще несколько раз вызывали к телефону в издевались над ним, производя выстрел перед аппаратом, как будто свидетельствуя о расстреле. На самом деле мальчика расстреляли в этот день поздно вечером. Когда генерал Москардо узнал о расстреле, он только сказал: «Теперь я знаю, что Алькасар никогда и ни при каких условиях не сдастся».

Мы поднялись из подвалов во двор. Гид переживающий вероятно, уже в тысячный раз всю эпопею и вдохновляемый нашим сочувствием и нашими волнениями, рассказывает, как под конец осады красным удалось сделать глубокую траншею под холмом, на котором стоял Алькасар, как заложили они там семитонную мину и взорвали холм. Многие европейские радиостанции уже с торжеством возвещали по всему миру, что наконец то покончено с этим гнездом бунтовщиков, и после никому ненужного героизма эта горсть мальчишек юнкеров и солдат легионеров закончила свое существование, как и нужно было ожидать, в крови и развалинах. Тотчас после взрыва, в дыму и пыли поднятой им, красные со всех сторон бросались к Алькасару, уверенные, что они уже не встретят сопротивления. Но из подвалов, из трещин, из расщелин, запыленные, задымленные оглушенные, пораненные все до одного вылезли защитники Алькасара. Красные уже подняли красный флаг над самой большой кучей мусора, главенствующей над всеми холмами. Но юнкера и легионеры вытеснили их назад, развалины героического дома снова были в руках белых. Пять дней после того пытались юнкера сорвать со своей высоты красный флаг. Тридцать человек отдали этому делу свою жизнь. Красные обстреливали эту точку и днем и ночью под прожекторами. Тем не менее на пятый день кому-то удалось сбросить красный флаг.

Между прочим, убитых в Алькасаре, так как там не было священника, хоронил во время осады сам генерал Москардо, по аналогии с капитаном корабля в дальнем плавании, совершающим обряд похорон. Он сам прочитывал над каждым убитым погребальные молитвы.

Тут же видна широкая дорога, по которой алькасарцы бежали навстречу войскам, подошедшим для их освобождения. Нельзя без волнения на все это смотреть. Правда, Владыко, несмотря на всю растленность и греховность, земля наша все еще очень свята, раз на ней есть еще такие точки героизма.

(Православное Обозрение. 1954. №22. С. 6-8.)