Николай Степанов
ВОЕННАЯ ЛОЖА
В № 15-ом «Владимирского Вестника» была напечатана статья Александра Попова «как складывался кулак заговора». В этой статье был затронут, между прочим, вопрос о так называемой «военной ложе». Говоря о роли отдельных военных в февральском перевороте, мы не хотим совершенно утверждать, что якобы революция сделана армией. Подкоп под Россию велся в течении десятилетий. В русской революции принимали участие различные деньги: еврейско-американские, английские и германские. Подробно о том кем и как финансировалась русская революция мы поговорим в другой раз, но необходимо отметить, что революция не была просто сделана деньгами. Многие были втянуты в революционное движение не ради денег и к числу этих необходимо причислить, в первую очередь, военных, без помощи которых переворот все же произойти не мог. Также и общественность шла против исторической власти «бескорыстно», ради амбиции (некоторые), по глупости, но наивности, из идеализма и многие в силу зависимости от тайных обществ, целью которых нельзя пренебрегать.
Историк революций И. П. Якобий в своей книге «Николай II и революция» говорит: «Ни коноваловская группа, ни Родзянко, ни даже социалисты, не питали надежд на возможность совершения переворота без согласия и реальной помощи военачальников. Было совершенно очевидно, что Государь неуязвим среди армии, пока высшее командование остается Ему верным: только предательство генералов могло поставить армию перед совершившимся фактом: отречение или даже смерть Государя.
Поэтому, с самого начала войны революционный центр пытался обеспечить себе содействие генералов: были начаты переговоры, нащупывалась почва, возбуждались честолюбивые мечты. Таким путем понемногу образовалась ячейка военных, согласных оказать помощь предстоящему перевороту. Во главе этой организация стоял Гучков. Вокруг него блестящий штаб «героев тыла»: Якубович, Туманов, Энгельгардт, Гильбих, Туган-Барановский. Но все это мелкая сошка; в заговорнеооходимо было втянуть крупных военных начальников... Мало по малу и в Петрограде и на фронте удалось выделить группу генералов, на которых заговорщики могли рассчитывать: помощник военного министра генерал Поливанов, генералы Крымов, Хагондоков, главнокомандующие фронтами Брусилов и Рузский и начальник штаба Верховного Главнокомандующего Алексеев».
Мы имели возможность ознакомиться с трудами, еще не опубликованными, оставшимися после смерти генерала Николая Александровича Степанова, почти весь 1916 год проведшего в ставке Верховного Главнокомандующего в должности дежурного генерала. В своем талантливом исследовании, «Работа военной ложи», генерал Н. А. Степанов говорит следующее:
«Началось с приглашения, разрешенного военным министром генералом Редигер, офицеров, в Государственную Думу, в качестве специалистов по техническим вопросам военных кредитов. Но вскоре бр. А. И. Гучков негласно образовал постоянный кружок для обмена мнениями по военным текущим вопросам, в состав которого вошли члены Государственной Думы Савич Никанор Васильевич, Крупенский Пав. Ник., гр. Бобринский Вл. Алекс. и некоторые офицеры преимущественно генерального штаба (Н. Н. Якушкевич, А. С. Лукомский, Д. В. Филатьев и др.), из «служащих в Главных Управлениях Военного Министерства, во главе с генералом Василием Иосифовичем Гурко. К этому кружку примыкали свыше генералы Поливанов Алексей Андр. и Мышлаевский Ал. Зах.
Конституционные собрания происходили сперва на квартире генерала В. И. Гурко. Особенным вниманием хозяина дома пользовался ген. штаба полковник Василий Федорович Новицкий, который в составе небольшой группы революционно настроенных офицеров издавал з 1906 году газету «Военный Голос», закрытую после обыска и ареста членов редакции».
Работу военной ложи необходимо сопоставить с возобновлением в начале XX столетия масонских лож в России. Основываясь на статье М. Маргулиеса, «Масонство в России за последние 25 лет», опубликованной в № 16 официального органа французского масонства «Акация», можно сказать, что в 1909 году в Пегербурге были организованы три ложи: «Полярная Звезда», «Феникс» и «Военная ложа». Этот Мануил Сергеевич Маргулиес, старый вольный каменщик французского посвящения, в котором достиг 18-го градуса, был деятельным участником возрождения масонских лож в России. В Петербургской ложе «Полярная звезда» он быстро достиг 30-го градуса, а затем уже в эмиграции в Парижской ложе «Свободная Россия» мы встречаем его в высших орденских степенях. По профессии он присяжный поверенный, во время войны был ближайшим сотрудником Гучкова в Военно-Промышленном Комитете, а в 1919 году у генерала Юденича состоял министром торговли. После эвакуации был секретарем у известного спекулянта Д. Л. Рубинштейна, неоднократно обвинявшегося в шпионнаже и сидевшего в тюрьмах за темные дела.
Н. Д. Тальберг в статье о Гучкове (см. № 21 «Владимирского Вестника»), основываясь на статье Маргулиеса в «Последних Новостях», описывает встречи Гучкова с тремя русскими в Константинополе, ездившими туда, чтобы познакомиться с техникой младо-турецкого переворота. Цели поездки не совсем понятны, если не принять во внимание, что и Гучков и трое «русских», о которых говорит Маргулиес, ездили в Стамбул в качестве делегатов от русского масонства к турецкому. Об этом Маргулиес на страницах указанного нами журнала «Акация» говорит откровенно, что после учреждения в России Высшего Совета была организована миссия, которая была послана заграницу и посетила Цюрих, Берлин, Будапешт, Рим, Венецию, Константинополь, где она «побраталась с младо-турками». «Возвратясь в Россию, — говорит Маргулиес — мы учредили две новых ложи: одну в Одессе и одну в Киеве».
Вот эта то любознательная поездка и привела к организации в Петербурге чисто военной ложи, учредителями которой генерал Степанов называет Гучкова и генерала В. И. Ромейко-Гурко.
Члены раньше существовавшего кружка либеральных военных, преимущественно генштабистов образовали готовое ядро организаторов этой ложи, согласованной с поучениями воспринятыми от младо-турок. Так в 1909 году бр. Гучковым создан был независимый штаб, собиравшийся на квартире генерала В. I. Гурко на Сергиевской улице. В его состав вошли главным образом молодые карьеристы генерального штаба, располагавшие всеми секретными сведениями Главного Управления Генерального Штаба Императорской Русской Армии.
Штаб этот установил живую непосредственную связь с оппозиционной Государственной Думой и корпусом офицеров Императорской Армии. Постоянно осведомленные из первых рук о всех недочетах, промахах и предположениях военного и морского ведомств, руководимые Гучковым, заговорщики искусно и широко сеяли в войсках семена недовольства и подрывали авторитет не только начальства, членов Императорского Дома, но и Самого Государя Императора.
В своих «Воспоминаниях», генерал В. А. Сухомлинов рассказывает так: — «Когда я принял министерство (1909 год) мне и в голову не приходило, что вне этого ведомства народилось еще какое то учреждение вне ведения военного министра, состоящее из военных чинов под председательством А. И. Гучкова. Совершенно случайно я узнал об этом; список участников постоянных, 9 или 10 человек, был вскоре у меня в руках. В нем, между прочим, значился генерал В. И. Гурко, редактор истории японской войны, полковник барон Корф и другие чины военного ведомства.
Я доложил об этом Государю как о факте ненормальном и о том, что все эти чины давно уже состояли во главе списков кандидатов на различные должности, а потому просил разрешения... всех их выпроводить из столицы... Государь улыбнулся и сказал: «Вполне одобряю - так и сделайте»... Открывшаяся вакансия начальника I-ой кавалерийской дивизии в Москве была предоставлена генералу Гурко, первый открывшийся стрелковый полк — полковнику барону Корфу и т. д.»...
«Одновременно, - отмечает генерал Н. А. Степанов,- собрания «Военной ложи» были взяты под надзор полиции, в военных кругах Петрограда пошли разговоры «о наших младо-турках». В правительственных кругах генерала Гурко называли «красным». Вследствие этого работа народившихся масонских лож, в том числе и военной, замерли — ложи «заснули». Но это не помешало существованию младо-турок среди офицеров, главным образом Генерального штаба».
В 1915 году после крупных неудач на фронте «Военная ложа» в Петербурге проснулась и вновь принялась с удвоенной энергией за свою разрушительную работу, уже явно связанную с изменой долгу присяги.
Нужно думать, что затишье на фронте способствовало встрече Гурко с Гучковым, так как состоявший при ставке Мих. Лемке, ведя свой, в высшей степени интересный дневник, и как-то странно проникая во все события ставки, 1 марта 1916 года заносил, что «по цензуре в Петрограде приказано вскрывать все письма командующего V армией генерала Гурко».
Тем более непонятно назначение его 8 ноября 1916 года, личной телеграммой Его Величества, временным заместителем заболевшего генерала Алексеева. Генерал Н. А. Степанов говорит, что «генерал Алексеев якобы сам активно не участвовал в военно-масонских организациях заговорщиков, но, сочувствуя их идеям, постоянно был в курсе этой работы». Встречи кн. Г. Б. Львова с генералом Алексеевым, безусловно, его компрометируют, так как кн. Львову приписывается главенство в русском масонстве, а письма к нему Гучкова рассылались в копии в громадном количестве на фронте. Во всяком случае, в своих показаниях Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства, А. Д. Протопопов говорил: «Донесение о посещении в январе 1917 года А. И. Гучкова генералом Гурко, полученное мною через агентуру департамента, мною было представлено Царю; с Царем же я имел разговор по поводу писем Алексеева к Гучкову и его ответов. Эти факты были уже известны Царю из другого, известного мне источника».
Генерал Степанов объясняет, что при выборе временного заместителя заболевшего генерала М. В. Алексеева «оккультные влияния» будто бы выдвинули генерала Гурко как своего человека, с обязательством для него – «беречь кресло» начальника штаба Верховного Главнокомандующего для В. М. Алексеева, и не допускать возможности появления на этой должности генерала Рауха или, еще того хуже, какого-нибудь генерала с сильной волей из «независимых политически».
«Устроители Великой Бескровной» ставят В. И. Гурко в особую заслугу его деятельность в должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего.
При нем была произведена коренная ломка организации в спешном порядке всем армейской пехоты и кавалерии, создавшая административный хаос на фронте, совпавший как раз с началом февральской революции. Собирались в новые полки и дивизии неизвестные друг другу начальники, офицеры, батальоны, создавались новые штабы, хозяйственные и продовольственные учреждения. Вся эта неминуемая неразбериха, с первых же дней революции, была использована большевицкими агитаторами для дискредитирования командного состава, натравливании солдат на офицеров и положило начало развалу армии.
Второю заслугой перед революцией было уменьшение генералом Гурко на 1/3 боеспособности кавалерии, сохранившей еще свои отборный, кадровый, преданный долгу присяги и испытанный в боях, состав, одновременно с включением в кавалерийские дивизии полков пеших стрелков, численностью превышающего число всадников. В состав этих стрелков, опять таки, большая половина вошла из распропагандированных в тылу маршевых команд пехоты. Полки пеших стрелков и сыграли роль гнойных очагов заразы большевицкой пропагандой и агитацией во всех кавалерийских дивизиях.
Такая реформа сразу же лишила не только армию, но и всю Россию единственных в то время настоящих надежных войск, тесно в боях сроднившихся в своих полках и горевших высоким воинским духом.
В конечном результате реформа эта расчистила путь надвигавшейся революции, обеспечив свободу ее распространения.
Далее при генерале Гурко на важные должности в Штабе Верховного Главнокомандующего: помощника начальника штаба и генерал-квартирмейстера были назначены сторонники революции, генералы: Клембовский и Лукомский. О6а они в первые же дни революции усердно содеиствовали генералу Алексееву в предательстве своего Государя Императора и Верховного Главнокомандующего.
Не менее необъяснимо избрание (в январе 1917 года) на должность товарища министра путей сообщения, на театре военных действий, определенно левого генерала Кислякова. Через месяц он проявил энергию и распорядительность в исполнении приказов революционных комиссаров Бубликова и Ломоносова во время захвата революционерами железно-дорожных узлов на путях с фронта на Петроград.
Наконец, не менее важной заслугой генерала Гурко перед революцией была самовольная отмена им приказа Государя о присылке в Петроград с фронта гвардейской кавалерии, как благонадежных частей для охраны порядка.
А. Д. Протопопов в своих показаниях Чрезвычайной Следственной Комиссии показал: — «В половине февраля Царь с неудовольствием сообщил мне, что приказал генералу В. И. Гурко прислать из Петроград уланский полк и казаков, но Гурко не выслал указанных частей, а командировал другие, в том числе моряков гвардейского экипажа (моряки считались революционно настроенными...)»
Великий Князь Александр Михайлович в своей книге «Воспоминаний» отметил: «Каким то странным и таинственным образом приказ об их отправке (гвардейской кавалерии) был отменен. Гвардейская кавалерия и не думала покидать фронт. Позднее я узнал, что изменники, сидевшие в ставке, под влиянием лидеров Государственной Думы, осмелились этот приказ Государя отменить».
Содействие генерала Гурко успеху военного бунта в столице выражается в том, что как раз перед самой революцией он не протестовал выделению из прифронтовой полосы г. Петрограда с его важнейшими государственными и военными учреждениями и резиденцией Царской Семьи. Выделение это совершенное накануне революции, было равносильно лишению столицы Империи всякой военной помощи со стороны настоящих боеспособных и верных долгу присяги войск с фронта, в случае готовящихся, как тогда уже было известно, революционных беспорядков.
Равно, генерал Гурко не нашел нужным принять самые решительные меры для разредоточения из Петрограда 160 тысячной толпы запасных батальонов, заведомо распропагандированных врагами России. Даже главнокомандование, получившего самостоятельную изолированность Петроградского военного округа, не было обеспечено, как того требовало ужасающая обстановка, назначением энергичного и решительного генерала с большими полномочиями. Между тем, генералу Гурко хорошо было известно, что в Петрограде, среди военных начальников, не имелось ни одного генерала, способного применить военную силу для подавления беспорядков.
Как уже говорилось, не исполнил Гурко и личного приказа Государя прислать с фронта гвардейскую кавалерию.
Сторонники русской интеллигенции, полвека подготовлявшие революцию, стремятся провести в русской общественности мысль, что в феврале 1917 года, она «отошла в сторону, склонившись перед невиданным в истории бунтом солдат».
Но это не верно: военный бунт запасных батальонов не выходил из рамок обычного военного бунта, подлежащего разгрому, но бунт этот отказалось потушить Главное Командование Русской Армией, а Государственная Дума воспользовалась поведением военных начальников, действовавших по ее же указанию, и превратила уличное, разношерстное и неорганизованное движение в революцию, которая и свергла старый режим и Династию.
Бывший профессор военной академии генерал Д. В. Филатьев, сам перенесший эти дни в Петрограде, свидетельствует, что — «подавить бунт начавшийся 27 февраля необученных, не бывших в боях несоорганизованных толп запасных войск Петроградского гарнизона в дни февральской революции легко можно было с помощью одной кавалерийской быстро переброшенной из под Пскова.
Революционный комиссар Бубликов, говоря о разнузданности Петроградского гарнизона свидетельствовал, что «достаточно было одной дисциплинированной дивизии, чтобы восстание в корне было подавлено».
Эта дивизия из Пскова не была брошена в столицу, Главнокомандующий северным фронтом, генерал-адъютант Рузский, как мы уже сказали, был связан с революционерами. У Государя не было подозрений о том, что его генерал-адъютант способен изменить Ему и России. Только постепенно Он увидел что верность и преданность присяге всех на кого Он мог рассчитывать, перестала существовать.
«Не прошло и сорока восьми часов со времени Его отъезда из ставки, — говорит Якобий в книге «Николай II и революция», где окруженный верными войсками, Он повелевал двумястами миллионов подданных, как Ему уже приходилось слышать дерзкие советы, почти приказания своих генералов об отречении от престола.
Он, соединявший в себе двойную и могущественную власть Самодержца и Верховного Главнокомандующего, ясно сознавал, что генерал Рузский не подчинится Его приказу, если Он велит подавить мятеж, бушующий в столице. Он чувствовал, что тайная измена опутывала Его, как липкая паутина, но назвать прямо некоторые имена, Ему было слишком тяжело».
Таким образом, утверждение, что «историю России» в 1917 году «делала Армия» — фактически не соответствует истине. Эту «историю России» произвела Государственная Дума и часть высшего генералитета армии, связанного с деятельностью «Военной Ложи».
Работа «Военной Ложи» во главе которой стояли Гучков и генерал Ромейко-Гурко, сделала то, что Русская Императорская Армия потеряла свое определенное политическое лицо и в опасный момент лишена была возможности защитить престол и самобытность Отечества.
1953 г.