Митрополит Филарет (Вознесенский)
БЕСЕДА СО СТУДЕНТАМИ СВ.-ТРОИЦКОЙ ДУХОВНОЙ СЕМИНАРИИ
В ДЕНЬ ПАМЯТИ СВЯТЫХ 40-а МУЧЕНИКОВ 9/22 МАРТА 1966 г.
Мы с вами знаем, молодые друзья, что Бог-Творец создал человека по образу и подобию Своему, и печать этого образа положил на самое его существо, на самую природу человеческую.
Святые Отцы любили указывать на то, что этот образ и подобие Самого Бога-Вседержителя в человеке сияет, ибо и поставлен человек был владычествовать всеми земными тварями, и сияло в нем это достоинство земного царя и владыки так, что вся тварь, все существующее на земле, охотно ему повиновалось. Повиновалось именно охотно и естественно, в самом нормальном, непосредственном порядке вещей. Если Господь, как Царь и Владыка всего существующего, Своему образу предоставил такое царственное владычество на земле, то, как Творец всего существующего, Он заложил в Свое любимое творение — человека — и творческие силы и творческие способности.
Когда мы с вами видим, насколько сейчас — если можно так тяжеловато выразиться — оразнообразилась жизнь, насколько она многогранна и красочна теперь, то при всех минусах, которыми, к сожалению, этот расцвет видимой жизни на земле сопровождается, все-таки здесь несомненно проявляется творческая сила человека, его способность творить по образу Творца, создавшего его.
Конечно, между творчеством божественным и творчеством человеческим лежит бездна. Какая разница, основная, между творчеством Бога Всемогущего и творчеством человека? Бог есть Творец в абсолютном и безусловном смысле этого слова: во-первых, Он всемогущ, и невозможного для Него нет ничего, а во-вторых, Он творит из ничего. Это есть абсолютная сила, абсолютного, безпредельного творчества. Человек имеет готовый материал: из ничего он не создает ничего. Но, имея то, что создал его Первообраз, Бог-Творец, имея это, человек уже из созданного материала, из существующего — творит. И творит в разнообразии. Но только, к сожалению, в силу того, что сам человек не сохранил своего первозданного достоинства и чистоты, а впал в грех и грехом омрачил себя, то оказалось омраченным и отравленным все его существо, вся его природа, все его силы и способности. В частности, и способность его творить и созидать также омрачена грехом, испорчена, и получает, к сожалению, в данное время, пожалуй, в преимущественном количестве, неправильное направление, а поэтому и неправильный характер.
Обращали ли вы внимание, когда речь идет о Божественном творчестве, когда речь идет о сотворении человека, есть одно молитвословие, хорошо нам с вами знакомое, в заупокойной службе, которое начинается словами: «Сам един еси Безсмертный, сотворивый и создавый человека...». Почему сказано два слова, как будто почти равнозначных: «сотворивый» и «создавый»? Почему нельзя было сказать только «сотворивый»? Или только «создавый»? Почему так сказано? Потому что создает и человек — из материала уже существовавшего, ибо человек, по телу своему имеет ту же основу материальную, как и весь материальный мир. Но душу безсмертную Господь вдунул в него, и это — нечто совершенно новое. Вы сами знаете, в истории творения Господь все время говорил: «Да изведет земля...», «Да произрастит земля...», «Да изведет вода душу живую». Помните? Все время так говорит. А тут, при творении человека, совсем другое:«сотворим человека по образу нашему и по подобию», говорит Господь в совете Святой Троицы. И после этого, уже не земля создает человека, а Сам Бог творит человека. Почему отчетливо и расчленяется: «сотворивый и создавый человека». Пусть каждый запомнит, что та самая обезьяна, которая, кажется, может теперь хвастаться тем, что ее считают нашим предком, что она, все-таки, только землей произведена, только земное творение: одно из тех, о которых сказано в Библии: «да произведет земля». А человек — Богом создан!
Я немножко отклонился в сторону. Следственно, человек в своей творческой деятельности, из за своей поврежденности грехом, не сохранил правильного направления, и его творчество, во многих случаях, стало, выражаясь, так сказать, свято-отеческим термином, «суетным» творчеством. Уже в далекой от нас древности, ветхозаветный мудрец, много переживший, много испытавший, по царственному своему положению многим обладавший, премудрый Соломон, поглядев вокруг себя, говорит: «Суета сует и всяческая суета». Вот его приговор о той — уже тогда роскошной и разнообразной, нарядной, казалось бы, красивой — жизни, которая его окружала. А в конце этой своей Книги он так говорит: «Бойся Бога и Его заповеди соблюдай: в этом все для человека». Таков вывод, так сказать, чисто практический, который он сделал из всего пережитого им и из всего, что он наблюдал.
Святитель Феофан Затворник говорит о кипучей деятельности падшего человека. Вот о такой — суетной, хотя, как будто, и многопредметной, даже многоплодной — деятельности он говорит, что человек, отпавший от Бога, не может не чувствовать своей пустоты. Оно так и есть. От Бога, Который есть полнота всего, оторвался. Сам — пуст. Чем-то нужно пустоту заполнить! И вот он лихорадочно трудится и работает, чтобы свой духовный голод, это чувство внутренней несомненной пустоты, как-то заполнить. Мечется, хлопочет, изобретает, творит. Едва-ли не большинство изобретений теперешней культуры есть именно произведение такой лихорадочной деятельности, которой занимается человечество, отошедшее от Бога. И сколько здесь и суетного, а, может быть, даже и вредного, несмотря на то, что тут проявляется, как я уже сказал, творческая способность человека. Корень тут чувствуется — это от Бога дано! Но, увы, по плодам своим, по делам своим — как далеко от божественного эта цель ушла!
Помнится мне, еще там на Дальнем Востоке, в Харбине, когда появилось новейшее изобретение теперешней техники: так называемый «спутник», когда пустили первый — спросили мое мнение. Я сказал, что, когда маленькие дети пускают мыльные пузыри, то мы смеемся, глядя на них, потому что это невинная детская забава. Но когда начинают пускать «пузыри», воздушные шары, взрослые люди, от этого становится только печально, потому что можно было бы время чем-нибудь другим заполнить. Но потом, как вы знаете, оказалось, что тут совсем не невинная забава, а что все это обращается — увы! — к тому же Молоху разрушения всеобщего, потому что стараются все эти изобретения использовать для того, чтобы иметь возможность на своих ближних обрушить сверху как можно больше взрывчатых веществ. И тут получается то, о чем когда-то говорил Митрополит Филарет: «Человек начинает играть с какой-то опасной игрушкой как с невинным воробышком, а потом с ужасом видит, что он играл с ядовитой змеей, и она его ужалила». Нечто подобное, вероятно, будет и здесь.
Вот перед нами эта деятельность падшего человека, от Бога отшедшего и лихорадочно стремящегося чем-то заполнить абсолютно пустую и бессодержательную, без Господа Бога, свою жизнь. Тут-то и расцветает махровым цветом то, что называют «атеизмом». Но я бы хотел обратить ваше внимание вот на что. В каком-то смысле — относительном, конечно — но все-таки можно сказать, что существует нечто вроде двух родов атеизма: атеизм теоретический или идеологический и атеизм практический. Первый, как будто бы, проповедуется многими, но вряд ли ошибся Феодор Михайлович Достоевский, когда он устами одного из своих героев когда-то сказал: «Говорят, вот про такого простого человека, Макара Иваныча из романа «Подростка», говорят вот про безбожников, что они есть, а я, говорит Макар Иванович, много прожил, а вот настоящих безбожников почти-что не встречал. А эти просто так — суетятся. Так он и сказал: «это — просто суетливый народ». Так он выразился. «А настоящие безбожники, говорит Достоевский устами своих героев, это нечто страшное, но их совсем мало». Я думаю вы сами, без моих объяснений, прекрасно понимаете, что так называемое безбожие, например, советского коммунизма, совсем не безбожие. Не боролись бы они так яростно с Богом и с религией, если действительно бы знали, что Бога нет. Что бы вы сказали про меня, если бы я сейчас принес лопату и койло и стал бы вот тут разрушать печку, которой нет вообще? Совершенно несомненно, что у них самих, в их потемненных, отравленных душах, чувство присутствия Божия живет. Грозный голос где-то в подсознании, какое-то ощущение Божественного бытия. И потому-то они и лезут на стенку, потому-то вся эта ярость, потому вся эта хула. А настоящий безбожник — он иной! Он о таких пустяках и думать не хочет! Что думать о том, чего нет? Отец Архимандрит Константин, когда мы были с ним знакомы еще в Харбине, мне говорил об одном из политических деятелей — довольно известном: «Это редкий экземпляр. Я, говорит, его определяю так: только это не в бранном смысле — нет, а в точном смысле этого греческого слова, что он в духовном отношении — идиот, лишенный каких бы то ни было начатков религиозного чувства. Для него это совершенно чуждо и непонятно. Он как зверь, не знающий Бога и ничего религиозного». Нет ничего страшнее такого ослепленного человека, но таких, слава Богу, действительно, как Достоевский говорит, мало. Такого теоретического, как я сказал, идеологического атеизма, мало. Но зато атеистов практических — увы — много. Это уже совсем другое дело. Тот, кого бы я назвал практическим атеистом, совсем не говорит, что Бога нет. Он может и в церковь пойти, и свечку поставить, и дома, может быть, даже лоб перекрестить. Но Бога нет в его жизни. Как будто, ни Божий закон не существует, ни ничего другого. В жизни он, фактически, атеист, потому что все его соображения, все мотивы, которые им движут, все, так сказать, наличное и внутреннее содержание его деятельности — исключило Господа Бога совершенно, абсолютно. Вот тут-то и получается, как я вам сказал, жизнь без Бога уже вполне. Такой человек может даже обидеться, если вы называете его атеистом. Нет, он в Бога верует! Но, конечно, он не выдержал бы никакого испытания, если бы сам попытался как-то доказать свою веру от дел своих, как когда-то требовал Апостол, потому что его дела как раз дела человека, так сказать, с Богом ничего общего не имеющего. Он допускает, что Господь есть, — знаете, как некоторые говорят: «Я верую в что-то высшее». Но такой человек не считает себя ничем обязанным в отношении этого «чего-то высшего», и живет так, как это ему вздумается, по своим собственным соображениям и хотениям, совершенно не ограничивая себя Божиими заповедями, совершенно не освящая ни свою жизнь ни свою душу светом Святаго Евангелия. И вот тут как раз и появляется, именно из этого вырастает — как плод земного корня — полное равнодушие к Истине. Вы, конечно, знаете Пилатовский вопрос: «Что есть Истина?» И знаете, Кому задал Пилат этот вопрос. Пред ним Истина стояла — стоял Тот, Кто говорил: «Я есть путь, и истина и жизнь». Но не сумел Пилат рассмотреть в Истине ее истину — и отвернулся от Нее, с равнодушным вопросом: «Что есть Истина»? Да есть ли Она? А если есть, далеко Она от меня. На что этим вопросом заниматься? Отвернулся Пилат от этой Истины! Он пошел и сказал, что я никакой вины в Нем не нахожу. Но от Истины он равнодушно отвернулся. И вот именно такое равнодушие к истине теперь очень распространено. Если человека Истина не интересует, если Она ему не дорога, то в таком случае у него нет и настоящего христианского отталкивания от лжи. Вот почему ложь так и разливается сейчас повсюду. Мы живем, в этом отношении, прямо в каком-то царстве лжи.
Я сейчас про ложь заговорил, и вспомнилось мне... Может быть, это не совсем, так сказать, в прямой связи с тем, о чем я сейчас вам говорю, но мне хотелось бы слышать тут тоже ваш вопрос, о том, что такое обман и что такое не-обман. Есть одно место в Библии Ветхого Завета, которое сплошь и рядом несколько затрудняет для объяснения не только учителей и родителей, у которых любознательные дети спрашивают, но даже не очень опытных вероучителей. Знаете, вероятно, из Библии случай, когда, для того, чтобы получить благословение Патриарха Исаака для младшего сына Иакова, вместо старшего сына Исава, к какому способу мать Ревекка прибегла: как она сказала Иакову, что она приготовит пищу, которую Исав должен был приготовить, обвернула его шею и руки козлиным мехом так, чтобы он показался, так сказать, косматым, как его брат Исав. И знаете, что этим цель была достигнута. И вот, непосредственное детское сознание тут иногда спрашивает: но все-таки ведь это неправда, это обман — нет ли тут чего-нибудь нехорошего? Некоторые законоучители, защищая Ревекку, делают это не очень умело. Они говорят: ну, так ведь Ревекка знала, знала хорошо обоих сыновей, знала, что Иаков хороший, добрый, благочестивый и послушный, про Исава же знала, что он совсем не такой, что он может злоупотребить первородством — и поэтому прибегнула к обману. Как раз не очень удачная защита. Понимаете? Соображения Ревекки в отношении того, что она, как мать, хорошо знает сыновей, могли иметь место. Но это, так сказать, второстепенный придаток защиты: да, может быть она при этом еще и знала сыновей. Но основа, то, в чем? Что произошло до этого? Припомните. Припомните чечевичную похлебку: продажа первородства — продажа с клятвою! Поэтому, когда произошло то, что сделала Ревекка, то благословение получил тот, кто должен был получить. Понимаете? Клятва в Ветхом Завете была серьезным делом. Раз Исав с клятвою отрекся от своего первородства — кончено! Первородный — Иаков. Только Ревекка знала, что от отца трудно будет добиться непосредственно этого. И поэтому употребила известную хитрость. Да! Но, обмана по существу вопроса тут как раз не было, потому что Иаков был первородный, а не Исав. Понимаете? Это я просто к слову сказал. Мне недавно пришлось говорить об этом у нас там на курсах регентов и псаломщиков, как раз мы там Библию читали, я просто вспомнил и мне захотелось с вами поделиться. Так вот, как раз там, где мы живем, царство — заведомой лжи, которая в какой-то культ возведена. Не только она царствует там, на нашей несчастной родине, Советской России, но она всюду и во всем.
Еще никогда не было такого времени как теперь, в смысле того, что, с одной стороны, зло пред нами так явно себя открывает, как никогда, а, с другой стороны, духовных подделок — таких ловких, как теперь, и в такой массе, как теперь — кажется, еще не было никогда. И действительно, искренняя, добрая душа, ищущая истину духовную, евангельскую, церковную истину, иной раз просто мечется по разным сторонам, потому что действительно трудно бывает ей разобраться во всей этой сумятице, во всем этом хаосе, так как подделки — всюду. Правда, есть люди с такой, очень сговорчивой, гибкой совестью, у которых нет ясного внутреннего голоса. Сплошь и рядом, например, бывают случаи, когда человек пойдет в церковь, ту же, только Восточного обряда, в униатскую. А потом, когда Православный пастырь, об этом узнав, начинает его, так сказать, за это мягко укорять: зачем-де ты это сделал? — ведь ты православный, — тот говорит: «Батюшка, там то же самое, такое же облачение, тот же чин службы — все так же, только там они своего Римского папу поминают. Но я за него не молюсь, а все остальное то же самое». На это очень метко ответил один пастырь — просто и метко: «Знаете что, — говорит, вынимая из кармана (как раз удачно вышло) и держа в руках два полтинника — один настоящий, другой фальшивый, они совершенно одинаковы, но один имеет цену, другой же никакой». Так и тут. В этой «такой же» лже-церкви есть все — кроме благодати! А все остальное есть, и та же служба что у нас, но это не законно и без благодати. И я в таких случаях таким неразборчивым молитвенникам говорю: — Ну вот, хорошо, рядом со мной один мужик жил, грамотный, по-славянски читает; если он собственными руками сделает церковь, сошьет себе облачение, сделает сосуды и все что нужно, и сам начнет служить, так ты к нему тоже пойдешь, скажешь — тут то же самое? Что это — законный пастырь? Что это — Церковь? Вот и у них, пусть внешне все то же самое, но, очевидно, есть что-то внутреннее, что нужно суметь найти. И вот тут-то помните: Бог даст, из вас если не все, то многие будут пастырями Церкви. Но не только это к пастырям относится, а вообще ко всем православным людям. Сейчас нужно знать Истину и уметь Ее как-то объяснить и изложить. Времена мы переживаем с вами особые. Теперь каждому приходится быть в своем кругу в известной степени миссионером. Это долг теперь всякого православного христианина, потому что окружает нас повсюду неправославие. И в этой толще неправославного мира есть добрые, хорошие души, которые стремятся к Правде и эту Правду ищут. Господь, Высший Пастырь человеческой души, Сам видит эти души и Сам их привлекает ко спасению. Припомните чудесный рассказ сегодняшнего жития святых, о том, как воин, страж, который, может быть, за каких-нибудь несколько часов до своего мученичества не думал ни о чем подобном, а только шел на то, чтобы нести свою стражу, — припомните как он сделался мучеником. Господь Своими путями видел эту душу, которая готова была стать верной, и ее к Себе привлек. Вот как Он умеет взыскать и найти погибших! Так же должен поступать пастырь Церкви. Тем более, конечно, пастырь, но да и всякий убежденно-верующий православный христианин, хотя бы и в молодом, в юношеском возрасте. Уже и тут приходится, сплошь и рядом, быть миссионером и защитником и благовестником своей веры. А тянутся к этому отовсюду, это везде видно. Напрасно думают, что сейчас, так сказать, весь мир уже совсем погас духовно. Конечно, тьма не редеет, а сгущается, как предсказано Спасителем: за умножение беззакония у многих иссякает любовь. А все-таки еще много есть верных душ и ищущих, которые, если им укажут верный путь, то сами станут верными. Вот об этом вы всегда помните. И еще одно помните: это относится, и ко всякому совершающему служение пастырю, и просто к православному христианину. Слово, наставление и объяснение тогда имеет силу, когда оно не расходится с действиями жизни того, кто говорит. Это всегда нужно иметь в виду. Всегда говорили отцы святые: горе тому проповеднику, который одному учит, а другое делает. Его слово никогда не будет иметь авторитетной власти. Помню, как это неожиданно почувствовала молодежь — как раз вашего возраста — у нас в Харбине, когда пришла туда Красная Армия. Боев уже не было — красная команда заняла Харбин. А там население оставалось, такое, кого они сами называли «белобандитами» И вот молодежь советская, все красноармейцы, там отдыхавшие, встречались с нашими студентами, и, конечно, моментально вспыхивали споры. И вот тут нутром почувствовала наша молодежь, что для того, чтобы убеждать, не достаточно только что-то говорить. И все наши ребята моментально надели кресты, стали строго поститься и из церкви, как говорят, не выходить. И это не было фальшью — не думайте — это не было просто на показ: это был внутренний какой-то голос. Молодежь почувствовала, что ее слово тогда только будет убедительно, когда оно будет чем-то сопровождаться, потому что это прежде всего благотворно отражается на самом говорящем, а не только на его слушателях. Так вот, этого то я как раз и желаю вам. Вы, так или иначе, возьмете на себя крест пастырства в будущем — хотелось бы, чтобы таких было как можно больше — чтобы все вы были пастырями. Но во всяком случае, так или иначе, придется ли вам совершать пастырское служение или нет, но помните, что сейчас долг каждого православного верующего человека — знать Истину, любить Истину и уметь Ее защищать.
Надо кончать. Скажу вам еще несколько слов. Конечно, и до вас доходят, так называемые «юрисдикционные споры». Слышали, конечно — юрисдикции, юрисдикции, юрисдикции! К сожалению, все это приобретает иногда настолько напряженный и недобрый характер, что мне очень понравился один шуточный рассказ, который я от кого-то слышал. Тонул один русский человек в океане: пошел купаться, заплыл далеко, и — тонет. Жена мечется по берегу, просит помочь. Попросила какого-то француза. Галантный и воспитанный француз бросился сразу же, чтобы спасти несчастного, но как только зашел глубоко, говорит: «Я плавать не умею! Разве лучше будет, если утонут два, а не один?» Жена к англичанину: «Помогите! Тонет!» Англичанин только отмахнулся: «Всех не спасешь!» — и продолжает все полоскаться у берега. Она тогда к русскому: «Спасите, видите, вон, русский, соотечественник — тонет!» Он тогда кричит: «Какой юрисдикции?»
Вот видите эти, так называемые, меж-юрисдикционные споры, вот такой тяжкий характер носят! Обострены, испорчены и перепутаны совершенно отношения. Тут, во-первых, нужно всегда, защищая свою истину и правду, как можно мягче относиться к тем, кто идет по неправильному пути. И никак не озлобляться. Разве озлоблением чего-нибудь добьешься? А вообще говоря, представьте себе так: ну вот, по дороге идут трое, — по правильной дороге. Идут. Один — неправильный шаг сделал, пошел куда-то в болото; двое идут правильно. Потом и другой, направо, тоже пошел не правильно. Идет третий — один. Раздаются голоса: «Что это у вас такое за разделение? Вы должны примириться». — Как же это сделать? Тот, кто остался на своей дороге — на правильной, — по которой они все сначала вместе шли — должен ли он куда-нибудь заворачивать, или нет? Кто должен свернуть? Те, кто заблудились, не правда ли? Так и тут. Вы сами знаете, что наша Зарубежная Церковь ни от кого не откалывалась и никуда не уклонялась. Она, как была основана блаженнейшим Антонием, так и идет — по этой же дороге и идет. Уклонившиеся — те пусть возвращаются. Владыка Нектарий всегда очень настойчиво говорит: «Я не признаю самой речи о трех юрисдикциях. Юрисдикция одна — Зарубежная Церковь!» Внутренняя русская Церковь, какая бы она там ни была, московская советская иерархия и катакомбная Церковь — это другое дело. Мы, в данный момент, непосредственной с ними связи не имеем — а тут заграницей одна юрисдикция — как Владыка Нектарий совершенно правильно говорит — одна Русская Зарубежная Церковь, и отколовшиеся от нее группы. Они должны думать о том, чтобы вернуться, а не наша Церковь, чтобы к ним идти, свернувши с правильного пути и тоже дать завлечь себя в болото. И если теперь люди так об этом спорят, то, опять-таки, по той же причине: людям мало дорога Истина. Ради внешнего какого-то мира и примирения, они готовы бросать нам упреки, что мы не хотим мириться, что мы недобрые настроения носим в отношении этих заблудшихся. Люди не хотят узнать Истину, потому что, по существу, они к ней равнодушны. Им нужен только внешний мир — вот на манер того мира, о котором большевики кричат: о мире всего мира, чтобы в одну кучу свалить начала, которые совершенно непримиримы, и не могут быть примиримы. Это все равно что горящий уголь и дрова вместе свалить. Будут ли они так спокойно лежать? Ясно, что вспыхнет пожар. Так и тут. Этот искусственный, внешний мир никогда не будет достигнут. О нем как раз и говорил Господь чрез Пророка. Нечестивым нет мира, говорит Господь, — и не будет!
А вот, повторяю, примирение между так называемыми «тремя юрисдикциями» — как говорят люди непонимающие дела — потому сейчас выдвигается, что людям не дорога Истина. Тот кто познает Истину объективно и спокойно, тот всегда сразу поймет в чем дело и найдет правильный путь.
Возьмите, например, прекрасно, спокойно, объективно написанный труд, документальную книгу об этом расколе, написанную нашим Ник. Дмитр. Тальбергом — многие ли ее знают? А ведь там совершенно спокойно, научно и объективно изложена история того, что произошло. Мне приходилось давать ее людям не знавшим историю раскола, — как только прочитают, говорят: нам все теперь ясно. Но люди не интересуются и не хотят читать.
И вот от этой-то участи как раз и хотелось бы, чтобы вы были свободны, и чтобы Истина вам была дорога. А если она вам будет дорога, то вы всегда сумеете ее защитить.
На этом я кончу.
Источник: Православная Жизнь. 1971, №11, Стр. 7-16.
