КАТАКОМБНЫЙ ПОДВИЖНИК - СТАРЕЦ ЯКОВ АРКАТОВ

Было лето 1964 года. Мне приходилось систематически посещать храм Московской Патриархии в городе Бийске, на Алтае. В то время я готовился поступить в Московскую Семинарию, не являясь, однако, сергианином и не признавая МП Церковью. И в то же время, я тогда не принадлежал ни какой общине Тихоновской Церкви. У меня был наставник, приведший меня к вере, но он пробивал себе путь к спасению в одиночку, не примыкая к сергианам (РПЦ МП) за их неверность Богу, ни к тихоновцам, с общинами которых ему не было возможности встретиться и соединиться. Встречал он т.н. беспоповцев ИПХ, но он видел у них уклонение от чистоты Православия, нарушения канонов, отсутствие или извращение Таинств. В семинарию же МП он благословил поступить мне по моему твердому желанию получить доступ к духовной литературе, и с обретенным запасом знаний вести борьбу внутри их церкви с ересью сергианства.

Как-то в субботу я пришел на Всенощную за час раньше. Вижу - во дворе сидят и просто гуляют люди в ожидании открытия храма. Тут я обратил внимание на юношу, алтайца по национальности. Ранее я видел его несколько раз в церкви, и что примечательно, он как-то болезненно дергался, потом внезапно уходил и вновь появлялся. Видя на этот раз его стоящим одного, я подошел к нему и спросил:

- Ты, брат, чем-то недугуешь?

- Да, у меня порча, - ответил он.

В детстве я слышал, что иногда бывает что «порча» не любит что-либо, допустим, рыбу, и заранее проявляет возмущение тем, что несут ее. Поэтому я спросил:

- А что твоя порча не любит?

Он несколько подумал и, как бы вспомнив, сказал:

-Когда в храме поют "Иже херувимы" и "Отче наш " я не выдерживаю и выхожу.

Это меня сразу озадачило: откуда в сергианских храмах такое изобилие благодати, что бесы не выдерживают их богослужений и бегут вместе с одержимыми ими. И в то же время упоминание о моментах ухода одержимого из храма напомнило слова моего наставника о том, что бесы не выдерживают пения Херувимской песни и Отче наш и выметаются из храма. Это меня натолкнуло на мысль: еще раз проверить свои убеждения относительно советской церкви (МП). Для этого я спросил его:

- А над тобой батюшка молился, отчитывал?

- Молился.

- Ну, и как это действует на твою "порчу"?

- Да никак… Она этого не чувствует, - ответил он.

И тогда я решил предложить ему воспользоваться помощью моего наставника.

- Послушай брат, - говорю я, - ты дай мне адрес, где ты обычно находишься. У меня есть друг (юноша вдруг вздрогнул) при возможности он навестит тебя...

Я хотел добавить, что, куда его «порча» побежит тогда, но не успел: паренек вдруг бросился бежать, дергаясь и как -то дико оглядываясь. Я стал кричать ему:

- Стой, подожди... дай мне адрес, и тогда беги...

Он замахал руками и прокричал:

- Нет, нет ... Она это хуже чем "Отче наш" не любит!

Так вот об этом человеке, имя которого я еще не успел назвать одержимому и бес погнал его, проявив страх, я и вознамерился написать. В страшном окружении советского безверия и озверения нравов, в полной безвестности прошел свой страдальческий и по-своему победоносный путь от начала воцарения темных сил и до конца их, этот удивительный человек.

Много путей к спасению и в наш злополучный век, но основными из них явились мученичество и исповедничество, как в первые века христианства. Но в отличие от первых последние мученики претерпевали все муки в полной безвестности. Из людей первого поколения, сохраняющих верность Богу, мало кто пережил 30-40-е гг.: сохранились верными и оставшимися в живых лишь ушедшие в катакомбы. Их подвиг состоял именно в не соединении с врагами и предателями Христовыми, к каким относились большевики с их строительством царства сатаны – социализма, и с сергианами, вошедшими в согласие с первыми.

Но и катакомбники, опять же, не все устояли, чтобы не сойти с пути истинного: оставшись без епископов и священников многие за неимением возможности совершать Таинства и без должного окормления стали подменять Таинства выдуманными обрядами и т.д. Многие, стараясь не соединиться с сергианами, в то же время вступали в строительство социализма, в его общества и предприятия, получали социалистическую пенсию… К тому же им было легче нести свой крест при поддержке пастырей или, хотя бы, членов общины, при неимении их.

Этот же человек шел с детства в одиночку, не имея даже возможности искать и найти такую общину. Он жил лишь надеждой, что восторжествует истина, будет осуждено сергианство и будет на Руси окормлять народ верная Богу Российская Православная Церковь. Своей же целью жизни он поставил во всем сохранить верность Богу, не соединяясь ни с врагами, ни с предателями Бога. И он прожил в сознательном возрасте весь период царствования большевиков и никогда не имел никакого документа, ни разу нигде не расписался, ни дня не состоял в социалистических обществах или предприятии, и тем более, он никогда не голосовал «за блок партийных и беспартийных». Это, быть может стороннему взгляду, видится не очень похвальным, если человек не считает того, что это все избегалось ради верности Богу при всяческом принуждении. В тридцатые годы был взят за веру в заключение, сбежал, десять лет скрывался, большую часть времени проводя в лесах, потом милостью Божией вышел на свободу, однако, нимало не поступившись верностью Богу.

Его жизнь, быть может, вполне годится в качестве образца для подражания на времена антихриста. Время антихриста он пережил уже в свои дни. Однако, всю его жизнь и всю массу чудес, явленных Богом в помощь ему для прохождения его невыносимо трудного пути, здесь описать уже нет возможности. Я всего не помню, а все сокровенное он открывал только мне. Но даже то, что будет здесь приведено, будет вызывать сомнение в правдивости особенно у тех, кто никогда не видел ничего чудесного.

Детство Якова.

Как -то в конце жаркого летнего дня появился на улице небольшой деревни Александровки (Куеганскаго уезда, в горах Алтая) прохожий странник, седой, как обычно с посохом в руке и котомкой за плечами. Подойдя к воротам дома Аркатова Федора, он устремил взор на игравшего в песке малолетнего его сына Якова, затем попросился у хозяина на ночлег. Все это было обычным для начала двадцатого столетия (был 1906 год).

Вечером, садясь ужинать, хозяева пригласили гостя к столу. Но он сказал, что ест только свое, достал медную кружку из котомки и черную корку хлеба, затем почерпнул воды и, поставив на стол, встал, чтоб принять участие в молитве перед едой. По нерадению хозяев лампада перед образами не была зажжена, и тут произошло не совсем обычное: лампада загорелась сама. Естественно после такого явления появился повышенный интерес хозяев к мнению Божия человека по всем вопросам и особенно к тому, что чрезмерно волновало людей в то время, что будет скоро.

Странник много говорил о будущем, но особенно запомнилось всем то, что скоро через несколько лет в России воцарится антихрист. Люди обезумеют, будут рушить монастыри и храмы, христиан и особенно духовенство будут предавать мучениям и убивать. От себя ли он говорил, или пересказывал предсказания святых отцов – не известно. Но после в деревне долго помнили его слова, пересказывали. Назавтра утром, прощаясь с хозяевами, он сказал, указав на Якова: «Берегите его: это будет великий человек». Федор это запомнил, и когда нужно было наказать сынишку, то вспоминал это: «Я вот как вложу ремнем этому "великому человеку"». О каком величии было предсказание, никто толком не знал, но явно сказанное Божиим человеком могло быть только о величии в Боге.

Однако детство Якова проходило, можно сказать, в обычном ритме, хотя иногда наблюдалась явно милость Божия на нем. Однажды, будучи четырехлетним, он упал в желоб, ведущий к колесу водяной мельницы и конечно смерть его была бы неминуема, если бы он, несясь с бешеной скоростью на лопасти колеса, не схватился за нависшую ветку. Сколько бы он смог продержаться так, полощась в воде, - не известно. Но тут его увидел проходивший мимо его дед, владевший этой мельницей. Помощь последовала вовремя.

Еще Якову запомнился случай из жизни в раннем его детстве. Однажды в праздничный день он побежал в лес за огородом, где любил побегать и поваляться в густой траве. Выбежав на поляну, он вдруг обнаружил лучшую возможность поразвлечься: над поляной висит блестящая цепь. Яков, недолго размышляя, схватился за эту цепь и стал на ней качаться, да еще и как: оттолкнется от одного края поляны и летит над землей до другого края, а потом обратно. Это привело его в великое восхищение. Решил поделиться радостью с сестрами, что постарше его. Привел их. Но как горько сносить разочарование! - цепи на месте не оказалось, лишь следы на траве от его ног. Да еще и сестры назвали дурачком: ведь цепи-то не за что было цепляться, разве что за небо.

Смысл этого явления остался непонятным для Якова, хотя уже в это время у него выковывалась твердая вера в Бога, в его милостивое смотрение.

Вообще же он рос послушным и серьезным ребенком. Его мало интересовали обычные игры, больше любил гулять в одиночку среди природы, размышляя и молясь по-своему. Любил очень молиться за богослужением, но наставника он не имел: варился в самовоспитании и далее – в самообразовании. С самого раннего детства охотно приучался труду.

Однажды, когда ему было лет девять, где-то под вечер отец послал его отыскать пасущихся лошадей, чтоб пахать на них землю под пары. Указал приблизительно место, где они должны быть. Яков, придя туда, не обнаружил их там: куда-то ушли, хотя и спутанные.

Тут он увидел невдалеке старца, сидящего на валуне. Решил спросить у него. К тому же любопытно: откуда он. В деревне таких людей нет.

Старец ответил на приветствие Якова и спросил: "Как вы называете эту гору?", указывая на гору, возвышающуюся над другими. Между прочим, эта гора действительно не совсем обычная: круглая голая вершина ее поднималась высоко над окружающими. До половины она поросшая лесом, а выше совсем без растительности. К тому же вся верхняя часть ее не имеет сплошного скального образования, а как бы состоит из насыпанных камней величиной от шифоньера до футбольного мяча. Соответственно ее внешнего вида она имеет и свое название.

Яков ответил старцу:

- Плешивая.

- Хорошая гора, - сказал старец, - со временем она просвятёт.

- Какое там, - воскликнул Яков, - до Петрова дня на вершине лежит снег, а с Ильина вновь снег наваливает".

Старец улыбнулся и сказал:

- Я имею в виду то, что она не цветами покроется, а святостью прославится. А лошади твои вон там пасутся".

Яков пошел и обнаружил именно там своих лошадей. Все свершившееся было обычным, но почему-то душу переполняло странное восхищение и казалось наоборот: все чрезмерно не обычно: откуда старец знал, что он ищет лошадей, что его лошади там-то; откуда он знает, что гора Плешивая со временем «просвятет»; да и вид его не совсем обычный: волосы и борода его чисто белые ниспадали до пояса, а кожа лица его была, казалось, совсем молодой как у ребенка: нежная без единой морщинки.

Семейство свое Яков застал за ужином и сразу же с порога начал возбужденно рассказывать о том, что видел, однако никто не проявил ни малейшего внимания. Это показалось ему обидным, что его не слушают, и он, молча, стал потреблять поданное. Лишь после он понял, что его просто не слышали.

Однако это видение было всего лишь началом и имело продолжение. Прошло года четыре, и отец вновь послал Якова отыскать лошадей, указав опять на то же место. И вновь повторилось тоже: Яков увидел того же чудного старца на том же месте и теперь уже с радостью побежал к нему со словами: «Здравствуй, дедушка! Я тебя знаю». «И я тебя знаю, молодой человек. Опять лошадей разыскиваешь... Но не спеши, послушай, что я тебе скажу». И старец стал много говорить о том, что скоро станется с миром и с ним. Все изменится. Воцарятся темные силы в России. Начнутся страшные испытания и много крови пролито будет. Дьявол чрез своих слуг будет всякими хитрыми путями и насилием насаждать неверие, и особенно неверность Богу. Со времен восстания его все испытываются в верности. О самом Якове он сказал, что он сохранит верность Богу, однако придется пройти очень трудный путь жизни. Скоро он будет вынужден покинуть родной дом и идти в одиночку по жизни. Потом он указал, где пасутся его лошади, и добавил: «Прежде ты хотел рассказать своим обо мне, но тебя не слышали, а теперь не говори». «А где, отец, ты живешь?» - спросил Яков. Старец улыбнулся и ответил: «Везде и здесь».

Теперь Яков возвращался домой, полный дум и решимости. Он чувствовал себя вполне взрослым и не просто верующим, но почти знающим Бога, готовым хоть в огонь, хоть в воду, но не погрешить в верности Ему.

Скоро уже пришлось убеждаться в правдивости сказанного старцем. Как-то зимой спустя полгода Яков вышел из дома и удивился несвоевременному праздничному ликованию односельчан. Он поинтересовался у первого встречного, чего ради это, и получил такой ответ: «Свобода! Теперь свобода: Царя свергли». Яков стал пятиться во двор, забежал в конюшню, упал в ясли вниз лицом и долго безутешно рыдал. В его глазах с этого момента мир покрылся мраком: больше нет олицетворения благородства, нет высшего защитника веры, и теперь непременно воцарится антихрист. В ушах звучали слова старца: «Воцарятся темные силы в России»...

И действительно, с этого момента что-то мрачное опустилось не то на мир, не то на настроение Якова: он уже теперь в серьёз стал готовиться к грядущим испытаниям. Смысл жизни теперь виделся только в одном: как сохранить верность Богу при всеобщем отступлении. Тяжелый крестьянский труд, каким приходилось заниматься в помощь отцу уже в этом возрасте (14 лет), мало отвлекал от дум о будущем. А трудиться приходилось много. Его старший брат Иван был на фронте, и помогать отцу по мужской части было больше некому.

Отдаленное селение Якова жило в это время слухами с фронта, революционными известиями из центральной России и мрачными ожиданиями, навеваемыми рассказами странников и различными явлениями. Летом видели на небе явление извивающегося змея от востока до запада. Все находящиеся в поле с ужасом, молча, лишь изредка крестясь, взирали на него, пока он не растворился в воздухе.

В этой атмосфере общего недоумения, но с такой ревностной целеустремленностью формировался в лице Якова какой-то не совсем обычный человек. Дальнейшие события, как большевистский переворот, далее гражданская война продолжали оставлять свой отпечаток на его убеждениях и характере. Внутренние терзания однажды натолкнули его на решение бороться с большевиками силой оружия: он примкнул к отряду белых повстанцев, направлявшихся к белым казакам, сражавшимся на реке Ануй, но был захвачен красногвардейцами. Спасло его от смерти только появление односельчанина в стане красных, который выразил свое удивление появлением Якова среди белых. Пришлось сказать, что попал к ним случайно, при поиске пропавшей лошади. Его отпустили живым домой.

А тут вдобавок ко всем бедам вернулся с войны старший брат Иван - теперь «буденовец» и страшный богохульник. Жизнь стала невыносимой. Однажды, в очередной идеологической схватке, по своей юношеской горячности и уже выработавшейся ревности, Яков схватил ружье и чуть не пристрелил брата. Ружье отнял отец и прямо сказал: «Вам жить вместе опасно». Особенно памятен последний монолог брата-буденовца: «что эти ваши попы… Идет перед войском беляков, думает, крест его защитит: рубанешь – куда голова и куда крест летит». Он возможно говорил небылицу, но это Якова привело в бешенство.

Отец сам боялся сына - буденовца и Яков, видя это, с этого момента был полон решимости, покинуть дом, и начать жить жизнью, предсказанной странным старцем. Но все оттягивал – хотелось помочь отцу, доделав недоконченные работы. Наконец, поспорив в очередной раз с братом атеистом, собрался и ушел жить к дяде – родному брату отца. Стал старательно помогать дяде по хозяйству.

Однажды пришел отец и сказал: «Яша, не позорь меня: или вернись домой или уходи совсем из села». И, конечно же, Яков выбрал последнее, ибо уже был давно готов к этому. Это было летом, кажется 1921 года. Яков пришел домой проститься. Мать засуетилась покормить его, стала собирать на стол. В это время зашел Иван и с порога: «Что, работаешь где-то, а жрать сюда тащишься?» Яков встал со словами: «Ладно, могу и не есть здесь», попрощался с матерью и вошедшей сестрой и вышел. Не оглядываясь, он сразу же направился к выходу из села, на большую дорогу, ведущую в большой мир.

За селом он поднялся на гору, с которой все село видно было как на ладони. Сел на траву, погрузился в думы. Обиды на брата, чувства изгнанности и страха перед грядущей неизвестностью – ни какого. В ушах звучали слова таинственного старца о том, что он сохранит верность Богу, хотя пройдет очень трудный путь жизни. Вспыхнул в душе огонь решимости, и Яков, воскликнув: «Я сохраню верность Тебе, Господи!», и ударил кулаком по земле. И случайно ли или так должно быть, под руку попала тычинка от прошлогодней скошенной травы, и он поранил руку до крови. Сразу подумалось: "Ну вот, Господи, я скрепил свое обещание своей кровью". Встал и пошел, уже не оглядываясь.

Новая Жизнь.

Все же удивительная сущность естества человеческого: действительно не много Господь унизил его пред Ангелами. Часто человек в экстремальных обстоятельствах являет способности, казалось бы, не присущие ему. Вот и Яков как-то моментально внутренне перестроился при вступлении в новую жизнь. Уже в другом селе он находит такт в обхождении с людьми, направляет себя на нужный образ поведения, так что его принимают с доверием и любовью. И так, переходя из села в село, встречаясь с различными людьми, он быстро осваивается с жизнью в этом мире. Далее он приобретает разные трудовые навыки. Он, нанимаясь на работу, от таких же вольных научился плотничать, потом хорошо освоил сапожное дело, какое в то время ценилось и являлось необходимым всем, также научился валять валенки, выделывать кожи, коновалить. «Для того, чтобы выжить и сохранить верность Богу при советской власти, - говорил он позже, христианин должен уметь делать многое». Помогла ему и одаренность физической силой: он имел богатырское Телосложение, ложил на плечо два мешка с зерном и мог нести довольно большое расстояние. Чрез это его охотно брали везде в работники. К тому же его внешность отражала внутреннюю доброту и честность, располагая к доверию.

Однако не для простой уживчивости среди разных людей он направлял свои усилия. Он всегда искал и находил единомышленников и тех, у кого мог поучиться. Посещая постоянно храмы, он был близок к священникам и простым верующим. У одного священника он был в учениках, но вскоре его арестовали и увезли с концом. Вообще же он вращался всегда среди порядочных людей. Когда он нанимался в работники, то опять же к зажиточным, образованным людям и входил к ним в близкие отношения. Так однажды он устроился, или даже просто попросили быть управляющим хозяйством у двух сестер девиц. Отца их убили в битве с партизанами на Ануе, а хозяйство их было большим – они сами справиться с ним не могли. Кроме скота и пашни была мельница, маслобойка и кое-какие мастерские. Он вспоминал о них и об их обществе, с каким они вращались, с болью: какие это были благородные воспитанные люди. Яковом были все довольны, но беда была с другой стороны: девицы стали упрашивать его жениться на любой из них; он же отказывался. И так бы было и далее. Но он стал замечать в себе влечение к одной из них. Пришлось их оставить.

Подобное произошло и в другом месте. Его всегда влекло в город, где культурное общество. И вот он нанялся в работники к зажиточному горожанину в г. Бийске, имевшему большой магазин и хозяйство. И тут было искушение: у хозяина была красивая дочь, какой понравился Яков. Здесь дело дошло до помолвки, но случилось невероятное: она сходила в баню, вернулась и обнаружила волдырь на ноге, какой вскоре посинел, прорвался и она скончалась. Далее находиться здесь он уже не мог. Чрез это он стал приходить к мысли, что ему не дано быть женатым.

Но он еще не сделал полного решения, тем более, что монастыри все были закрыты, наставники в заключении. На свободе остались продавшиеся большевикам обновленцы, а далее – сергиане. Но один случай все-таки придвинул его к истинному решению. Однажды он с подружившейся девицей гулял в поле, сидели на траве, и внезапно нашла на него дремота. Он лег на спину и заснул. И видит невдалеке стоит стол и за ним склонившуюся плачущую молодую женщину. Он видит, что встает с травы и идет к ней, чтоб узнать причину ее скорби. Она поднимает лицо с глазами полными слез и говорит: «Эх ты… Я тебя избрала сосудом-победителем, а ты что делаешь?». Яков внезапно проснулся. Его сознание, под впечатлением увиденного, почему-то направило его действия так, что он просто встал и, молча, ушел. После при встрече пришлось, как смог, объяснить причину ухода озадаченной уже бывшей подруге. Да и когда было думать о женитьбе: по всему было видно, что приближается время огненных искушений. Я не знаю, сохранил он невинность или нет, но семейными узами он связан не был.

Благодаря знакомству с упомянутым выше священником Яков знал кое-что из ожидаемого будущего. Он говорил Якову еще до начала коллективизации: «Скоро соберут на ссылку всех зажиточных самых трудолюбивых крестьян, потом в заключение отправят неугодных им людей всех национальностей, и в первую очередь духовенство верное Богу, а потом пойдет войной Германия, дойдут до Москвы, но не устоят, падут, и тогда-то коммунисты поцарствуют…». Знал ли этот священник через откровения от Бога или пересказывал полученное чрез прозорливых старцев, Яков не знал. Однако священник сам был явно отмеченным от Бога: Яков рассказывал о том, что они вместе сподабливались видеть некоторые духовные явления. Однажды Яков пошел с этим священником в город, отстоящий от того села на 15 километров. Дорогой беседовали. Вдруг священник указал ему вверх. Яков взглянул и увидел двух быстро летящих ворон, перегоняющих одна другую. Священник крикнул: «Куда спешите?» Одна из ворон повернула голову и ответила: «Быстро надо». «Видишь, бесы торопятся на какое-то худое дело», - сказал он Якову. В городе они возле одного большого дома увидели толпу что-то обсуждавших людей. Яков со священником спросили столпившихся людей: «Что случилось?» «Свалился человек с балкона и разбился», - был ответ. Другие утверждали, что видели, как он падал. Похоже было, что какая-то сила приподняла его и бросила на землю. «Вот видишь, куда бесы спешили», - сказал священник.

Вскоре священник этот был арестован, т.к. не подписал декларацию митр. Сергия. Больше Якову не довелось его видеть. И вообще подобного человека Яков уже не встречал. Это было где-то в 1930, или в следующем году.

Яков теперь остался одиноким. Он спешил вразумить и предупредить знакомых, способных мыслить, о надвигающейся предсказанной священником трагедии. Однажды послушал он одного знакомого – Тимофея, делившегося радостью о богатом, собранном им урожае, о том, что продаст пшеницу, купит сеялку и другой инвентарь. Яков сказал на это, что ему надо готовиться к наихудшему: «Посадят вас всем семейством на телеги и повезут далеко на север, от куда уже не вернетесь». «Не болтай, - вскипел Тимофей, - не то я тебя ударю». «Ладно, можешь ударить после, если вас не отправят на ссылку в этом же году». Яков знал об ожидающихся ссылках чрез священника, а о судьбе именно Тимофея по собственному откровению. И действительно в этом же году пришлось лицезреть такую картину: семейство Тимофея в одной бричке у ворот его дома, а кое-какой скарб их в другой. Тимофей подошел к Якову со словами: «Прости меня, Яша… Ты был прав. Молись тут за нас».

После Яков узнал через людей, что и его родные не избежали этой участи.

Теперь Яков жил скорбью и молитвой. До этого года он сменил много мест жительства, все старался обосноваться в городе, но Господь усмотрел ему место в самой бескультурной деревне, и он стал здесь уже как местный житель. Но где бы он ни жил, и особенно здесь его считали грамотным человеком, хотя он не имел никакого образования: просто много читал, даже выписывал журналы из Москвы и главное много думал, всё анализировал. Обладая глубинным мышлением, он всё старался постигнуть, докопавшись до первопричины. У него создавалась своя система убеждений, основанная на подлинно православном учении с ярко выраженным направлением в сторону исповедничества, с основой хранения во всем верности Богу. Чего он не в силах был постигнуть, ему подавалось в откровениях. Особенно ценным было его толкование на Апокалипсис: все истолкования, написанные прежде, он находил не соответствующими действительности, и это теперь подтверждается жизнью. Так под образом "блудницы" он видел не город - столицу царства антихриста, а неверную Богу церковь, изменившую Ему и воссевшую на багряного зверя, т.е. сплетшуюся с богоборческим режимом. Эту блудницу уничтожают "десять царей павших" ещё до явления антихриста - зверя из бездны, а уже после передают ему свою власть - воцаряют. Теперь многие стали так мыслить, а в его время ещё считали "блудницу" царствующим городом. Но где будет царствовать антихрист, если столицу царства уничтожат десять правителей мировых держав до его воцарения?

Так же и апокалиптических зверей он понимал по своему. Зверем из моря он считал большевизм - царствующий воинствующий атеизм с «царями»-вождями - головами зверя во главе. Потом зверь исчезает («нет его») и является вновь из бездны, связанный с силами бездны, уже собственно антихрист. А зверем из земли он считал социализм, возглавляемый двумя личностями –«рогами», один из которых будет при первом явлении зверя из моря, и другой - при втором, при выходе его из бездны. Образ зверя строится людьми мира и ставятся начертания на людей, как при первом, так и при втором роге зверя из земли. И это понятие вскоре уже проявилось в действительности, наложив тем на него особую обязанность для исполнения. Это его толкование я после положил в основу при написании книги "Апокалипсис и наше время".

Также в вопросе мироздания у него было свое мнение. Он находил три основных закона в тварном мире, данных Богом, для управления им;

1. Первым является закон бесконечного совершенствования в уподоблении Богу, данный в момент творения бессмертных тварей.

2. Но так как этот закон оказался несколько ущербным по причине, полученной от Бога тварями свободы выбора, при которой Богу приходилось постоянно направлять каждое существо на правильные действия, и была постоянная опасность уклонения существ в ложь или зло, то Бог попустил в какой-то момент войти в мир злу и борьбе с ним. Посредством борьбы творения вырабатывают твердость стояния в истине и добре и таким образом становятся неспособными на зло. Борьба со злом фактически стала вторым законом тварного бытия.

3. Наконец для посрамления дьявола и бесов, обвиняющих Бога в том, что Он поступил с ними не справедливо, отторгнув полностью от себя, чего они, по их убеждению, не заслуживали, хотя и впали в неверность, Бог попустил пасть человеку ещё до размножения. Вследствие этого все человечество родилось не только еще не совершенным по возрасту, но и испорченным грехом. И вот с таким начальным капиталом человек должен строить свое спасение. Однако тот, кто выстоит в верности Богу, своей верностью и терпением посрамляет павших некогда совершеннейших светоносных существ. Поэтому ап. Павел пишет: «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?» (1 Кор.6,3). Так многострадальный Иов некогда один своей верностью Богу и своим терпением разложил на лопатки самого сатану. И человечеству попущена страшная борьба для посрамления дьявола. Иначе, зачем бы нужно попускать революции 1917 года? или попускать свершиться Голгофе человечества - воцарению антихриста? Для совершенствования в любви и познании истины в этом необходимости не видится.

Откуда это знал Яков - не известно. Я, почерпнув от него кое-что, не встретил таких глубин знания истины и учась в академии.

Казалось бы, такие убеждения могут вести к гордости - в прелесть. Но у Якова не было и тени этого. Иногда он с горечью говорил: «Кто я... Харчек чахоточного. Настоящие люди были чистейшими и с молитвы не сходили»...

И вот этот "харчек" уже в тот период его жизни сподобливается быть свидетелем множества явлений. Не имея при себе наставника, он получал постоянно наставления через сны: чрез них Господь вразумлял его и предупреждал в случае грозящей опасности. Иногда вразумлял и явлениями. Так однажды находясь у знакомых во время беседы, Яков увидел вошедшего "человека", который сел сзади его и за весь вечер не проронил ни слова. Яков посчитал, что он здесь завсегдатай и потому на него не обратил никто внимания. Когда же стали расходиться незнакомец последовал за ним и наедине стал наставлять на будущие действия. Назавтра Яков поинтересовался у хозяев: кто это был. Но оказывается его никто не видел. И подобное он видел неоднократно.

Также приходилось часто видеть бесовские явления воочию. Однажды ему довелось идти степью, и застала его ночь. Была осень, и проводить ночь у костра ему не захотелось. Он решил зайти в избушку, какие обычно в Сибири крестьяне строили на своих пашнях. Все лето они находились там, а на зиму уезжая в село, оставляли в избушке немного дров, спички и не замыкали, чтоб в случае бурана прохожий мог зайти и обогреться. Так вот, Яков зашёл в такую хатку, подтопил печь и расположился на ночлег на русской печи. Вдруг слышит за дверью топот, как бы копытцев овец или козлов. Он подумал, что хозяин на ночь хочет загнать овец, сел. Но тут открывается дверь и в неё вваливается огромная толпа человекоподобных существ, ростом не более метра. Правда первыми вошли чуть большие ростом и встали шеренгой подле печи. Ноги Якова немного не доставали до их голов. Потом набивается их полная хата и ещё через дверь видно их множество. Поднялся гвалт и суета. Яков крикнул на них: "Вон отсюда!" Однако никто из них не дрогнул, не оглянулся. Яков усмехнулся: значит, вы такого не боитесь, и тогда воскликнул: "Во имя Отца и Сына и Cвятого Духа" и окрестил их. Моментально одни бросились в окна, другие в дверь, третьи исчезли на месте. И тут Яков увидел: дверь-то на запоре.

Подобный случай произошел дома в селе. Он снимал комнату с отдельным входом со стороны огорода. Однажды, находясь дома под вечер, взглянул в окно и увидел невероятное: весь огород и далее, сколько обозревалось, было заполнено такими же сущностями в один метр ростом. Видно было, как они строятся. Чуть выше ростом командуют ими. Вдруг распахивается дверь, и первый строй вторгается с воплями в комнату. В руках невиданной формы орудия, крючки, копья. Яков стал спиной к образам и стал их окрещивать со словами той же молитвы. Раздается крик, визг. Одни бросаются обратно в дверь, другие исчезают. Слышно с улицы: "Трусы! Одного победить не можете!" и в ответ: "Он огнём жжёт!" Затем вcё повторяется в том же порядке и так какое-то время. Потом всё прекратилось, и наступила тишина. Яков слышит стук в дверь и обнаруживает дверь свою на запоре. Пришел один из знакомых.

Часто приходилось видеть их явления в виде людей, допустим, для того, чтоб помешать беседе или какому-то противному им делу. Людям это кажется выдумкой. Я бы и сам мог усомниться, если бы не доводилось неоднократно чрез него подобное видеть самому.

Итак, Господь воспитывал, готовил стойкого верного своего раба и воина на готовившееся время тяжких, испытаний. И надо сказать: Яков к этому времени уже обрел нужные убеждения, молитвенный и житейский опыт.

Година искушений.

Годы затишья, т.н. НЭПа, вызванного необходимостью темных сил временно прекратить насилие над народом, кончились. И вот началось опять новое наступление их на свободу народа, на порабощение его: было объявлено и стало бесповоротно проводиться в жизнь т.н. строительство социализма - социально-политической системы, измышленной явно самим сатаной и преподнесенной сатанистом евреем Карлом Марксом. В каких кулуарах и головах далее разрабатывалась эта идея, пожалуй, не имеет большого значения, но ясно одно - она антихристианская, античеловеческая в корне: в основе этого учения и далее - движения лежит во всём насилие: насильственное свержение власти, ломка прежних естественных устоев, насильственное насаждение приносных правил общежития, стирающих индивидуальность, насильственное уничтожение движущей силы народа - веры, и насаждение дьявольской идеи пустоты - атеизма, основы всех беззаконий. Можно бы поверить творцам этого измышления, что это выработалось исторически естественным образом (диалектически), но, однако это хорошо обрисовано в Апокалипсисе как выход зверя из моря с семью головами, на которых имена богохульные, - царствующий атеизм, и зверя из земли - внедрение именно этой новой социально-политической системы, при которой не принявшие её не могут ни покупать, ни продавать. Власть же и силу эти "звери" получают не от кого-нибудь, а от "дракона" - сатаны. Судя по тем шагам, какими двигалось это черное мероприятие и по слаженности всех действий во всех областях жизни народа и государства, непременно приходишь к мысли, что это всё было спущено от самого дьявола. Антирелигиозная пропаганда велась безостановочно со дня воцарения темных сил: «И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе" (Отк.13,6). В первую очередь эти полчища бесов во плоти, руководимые родом распинателей Христа, набросились на уничтожение Церкви, раскололи её, найдя предателей, духовно слившихся с ними, поспособствовав им к захвату власти в Церкви. К 1930 году всё верное Богу духовенство было распределено по тюрьмам и ссылкам, а оставшиеся ушли в подполье - в катакомбы. «И дано было ему вести войну со святыми и победить их» (Отк.13,7). Теперь силы зла восторжествовали, и смело набрасываются на народ, оставшийся без пастырей, чтоб ввести его в неверность Богу и присоединить к сатанинскому царству. Для этого объявлена коллективизация, строительство социализма. Это сатанинское мероприятие широко рекламируется лозунгами: "Мы и без Бога проживем" ,"Долой попов", "Мы наш, мы новый мир построим". Все знали, что объявленное мероприятие есть ничто иное, как строительство царства сатаны на земле, чтоб всех сделать сознательными добровольными рабами дьявола.

Основана сеть союзов, обществ, коллективов, коопераций и т.д. с этикеткой: "социалистические". Этот же ярлык наклеили на все предприятия, договора, страхования, регистрации... И это всё во всех государственных и народных сферах: во флоте и армии, в культуре, спорте и искусстве, в торговле и общественной жизни. Для крестьянства готовилась ещё более мерзкая петля - колхоз. И вот если включить сюда же посты управленческого аппарата, этих ячеек, по-видимому, наберется все 666 - число, означающее полноту антибожиих сфер. (Божия полнота в тварном мире везде помечена числом 7).

Яков всё это знал и по безошибочному толкованию Апокалипсиса и по собственным откровениям. Первое время он старался вразумить, кого возможно, предупредить о надвигающейся погибели. Он говорил, что все социалистическое в данном строительстве означает число имени зверя - 666. Это число человеческое, т.е. имеет видимость гражданскую, но сущность - ту же, что и коммунистическая, носящая открыто имя зверя: ленинская партия, ленинский комсомол, пионеры и октябрята ленинцы. Цель же всех этих обществ и коммунистических и социалистических одна: воспитать, выковать «нового человека» - советского во «образ зверя». Если Божий человек является образом Божиим, то советский должен быть образом зверя - Ленина и его преемников - голов зверя. Об образе Божием ап. Павел говорит: что он в муках рождения, «доколе не изобразится в вас Христос» (Гал.4,19).

Яков видел это, ужасался и говорил многим: как можно выжить при таком положении и сохранить верность Богу. Ведь ни заработать, ни купить, ни продать при этом социализме невозможно, не вступив в него, тем более с начала искусственно подготовленного и произведенного голода с введением социалистической карточной системой. Такое могли придумать только вернейшие слуги сатаны – распинатели Христа. Карточку на продовольствие получал только вступивший в строительство социализма, в колхоз, или в какое-то социалистическое предприятие. А миллионы людей, не захотевших строить царство сатаны, кончили в 1932-33 годах голодной смертью. И таким образом почти все оставшиеся в живых оказались носящими образ зверя и запечатленными числом 666. Образ зверя действительно стал говорить и действовать так, что были им убиваемы все противящиеся. Началось уничтожение всех, кто не вошел в строительство этого образа и остался жив: их судили от лица принявших образ зверя: вы враги народа, потому как народ строит социализм, а вы противитесь, мешаете.

Были такие, которые верили Якову, противились вступлению в колхоз и в соц. предприятия, но после или всё же вступили, или умерли с голоду, или были взяты в заключение и не вернулись. Сам же Яков, конечно же, не допускал и мысли о вступлении, хотя ему гораздо трудней было выжить: он не имел ни огорода, ни подсобного хозяйства. Он имел только руки, какими мог заработать. Но заработать кусок хлеба уже было невозможно: деньги вышли из употребления, а продуктами платить никто не хотел и не мог - сами на социалистическую карточку получали столько, что только не умирали с голоду. Появилось множество просящих милостыню и мертвецов в домах и на дорогах.

Яков остается в живых только милостью Божией: то кто закажет сшить сапоги за чашку картошки, то просто неизвестные посетители чем-то накормят. Однажды встречается ему близкий знакомый и, ужаснувшись, восклицает: «Яков, что с тобой? Поступай к нам на дорстрой, сразу получишь шесть килограмм крупы, масла, сахару, будешь получать хлеб». – «Ладно, подумаю", - ответил Яков, чтоб прекратить - пустой разговор. И разошлись. «И вот искушение, - говорил после Яков, - мне стало как-то приятно от обретения таких благ и надежды избавления от голодной смерти. Но тут же сразу мысль, вызвавшая горькую усмешку: а для чего же я страдал всё это время, если так легко переметнусь в царство сатаны за кусок хлеба, не высшее ли благо теперь умереть голодной смертью за верность Богу?». Еле-еле дотянул он до лета. В лесу стала созревать черемуха, другие ягоды. «Теперь, думал он,- как-нибудь выживу. В лесу ягод, грибов, съедобных трав хватит». Утром отправился в лес, что в пяти километрах от дома. Добрался туда где-то к обеду: за пять часов преодолел пять километров. Сразу же принялся за черемуху. Много есть не стал, стал рвать в ведро, взятое из дома. Уже с полведра нарвал, и надо же было зацепиться ногой за плеть ежевики: упал вниз лицом и потерял сознание. Очнулся от забытья и удивился: кругом лужи воды, ведро при падении его как-то случайно не перевернулось в густой траве, стоит наполненное водой, так что черемуха частично всплыла через край. «Это уже не сон, коль такой ливень не смог разбудить. Вернусь домой, - решил Яков, - переоденусь в чистое бельё и уйду в лес: лучше умру в лесу, чтоб не злорадствовали враги и не глумились над телом».

Близко к вечеру он был уже дома. Лег на лежанку от изнеможения и заснул. И вдруг слышит во сне или сквозь сон речь алтайских татар, алтайские названия сел, в каких, между прочим, после пришлось ему жить. Вдруг проснулся и думает: неужели здесь были алтайцы. Их поселения начинаются в семидесяти километрах от этого села и они по дороге в город проезжают через это селение. Прислушался. Действительно слышно скрип колес телеги. Яков встал, взглянул в окно и видит: подъезжают к его воротам, идут в дом: именно алтайцы.

«Хозяин, здравствуй! Ночевать пустишь?» «Почему же не пустить, - ответил Яков, - только на чем спать будете? У меня всего одна телогрейка да солома за постель и за одеяло». «У нас всё с собой есть, - ответили ему. - Почто худой? Хлеб есть надо». "Да и сам знаю, что надо, да только где взять его?» «Поедем к нам, белку, бурундук есть будешь»: «Я же православный,- возразил Яков, - белку и бурундук есть не могу». Тут они обратили внимание на недошитые сапоги и сапожный инструмент. «Ты сапоги шьешь? Поехали с нами. Будешь сапоги шить, тебе и баран и хлеб будет» . «Да я конечно с радостью поеду. Не сдыхать же голодной смертью».

Они принесли хлебу, вяленого мяса, поели и накормили Якова. Утром он уже был с ними в пути.

Там в дебрях горного Алтая он жил почти как за пределами большевицкого рая. Алтайцы довольно добродушный народ, тем более, что очень нуждались в таком умельце. Он выделывал кожи, шил сапоги и плотничал, через два года он распрощался с ними. Отпускали неохотно. И вернулся даже не с пустыми руками - привез два мешка проса.

Возвращаясь обратно в то же село, из которого уехал с алтайцами, Яков был полон раздумий и по прежнему решимости, принять любое ради верности Богу. От встречавшихся он слышал, что почти всех загнали в колхоз, противящихся уморили голодом, остатки "индивидуалистов" добивают грабительскими налогами и отнятием всего за неуплату их. Люди или сдавались или бросали всё, уезжая подальше к родственникам, если есть такие.

Вернулся он в ту же избушку, какую прежде снимал: хозяева жили в другом месте у своих родственников.

Кстати, надо сказать относительно этого села и этой хаты. Когда-то в середине двадцатых годов Якова на пути в город Бийск застала ночь, и он зашел в село Ярки (позднее переименованное в Верх - Катунское), стоящее на Чуйском тракте в 15 километрах от Бийска. Была осень, уже холодно. Он попросился на ночлег в нескольких местах - не пустили. Тогда он увидел пар из натопленной бани близ ворот одного двора, тихонько прошел и ночевал в ней. Позже после многих отсутствий ему неоднократно приходилось возвращаться и жить на квартире именно у хозяев этой бани. А еще позднее - в конце пятидесятых годов ему эту избушку просто подарили. В ней он и принял свою кончину. Он жил в этом селе как привязанный, хотя всегда горел желанием бежать из него. Это село славилось хулиганством, богохульством и бескультурием на весь Алтайский край. Однако когда его просили после уехать в другое место, он отвечал: «На то нет воли Божией».

Возвращаясь, Яков сразу решил несколько изменить свое поведение, чтоб выжить в условиях дотравливания последних ростков свободы и верности Богу. Если до коллективизации он вел себя более культурно, подчеркнуто разумно в пример для подражания и для действенности вразумления других, то теперь, как он понял, нужно вести себя как испортившемуся, опустившемуся и не совсем в своем уме. Эта тактика уже вскоре прошла испытание. Через несколько дней после его возвращения его вызывают в сельсовет на обработку. И тут для того, чтоб парализовать наглость агитаторов, требовалась не сверхразумность доводов, а просто бесшабашность гуляки. На их речи, что нужно идти в колхоз - строить общее счастье, что народ строит социализм, а он противится и является врагом народа, - Яков начинал хохотать и сквозь смех высказывал: «Вот и стройте "общее счастье". Вам хотелось, побыстрее жениться, наклепали детей, так вот объединяйтесь и кормите их. Или вы хотите, чтоб я с вами объединился и кормил ваших детей. Мне надо ещё нагуляться. Вот когда надоест гулять, я женюсь, наделаю детей больше вашего, и тогда приду объединяться». И далее в том же духе. Первый раунд переговоров прошел успешно...

Далее продолжались вызовы, но к ним стали поступать сведения, что он оказывается изрядный пьяница: напивается в самое неурочное время. Заподозрить же притворство не хватало ума или им закрывал глаза Господь. Так проходит два - три года. Всё чаще вызывают в район для обработки, где иногда держат по три дня взаперти для устрашения. Теперь Яков был постоянно с молитвой. Он однажды высказал мне, глядя на мою беспечность: «Я в трудные минуты не сходил с молитвы, а ты, гляжу, не беспокоишься». Пришел страшный 1937 год. Арестовывают и увозят даже тех, кого никогда не подумал бы: явно для счёта. Яков внутренне всегда был к этому готов. Тут один из знакомых, несколько понимающий положение, стал усиленно советовать ему уехать с ним в Ижевск. Там много заводов и в этой массе народа вполне можно затеряться; тем более такому умельцу там легко можно прожить, не опасаясь беды. Яков был согласен и уже стал готовиться к отъезду.

Однажды утром Яков сел за шитьё сапог. Хозяйка дома, присутствующая на этот раз здесь,- довольно сварливая женщина, берет вёдра и идет за водой, на ходу высказывая очередное ругательство: "Сидишь бездельник!" В её понятии работой является только рубить дрова, косить, пахать, но не заниматься каким-то шитьем. Яков как обычно не реагирует на это. Она уходит и вдруг возвращается с каким-то мужчиной и говорит: "Яков Федорович, я привела человека, который обскажет всю твою дальнейшую жизнь", и тут же уходит. "Вот актёр - подумал Яков, - ведь умеет же вести себя культурно при необходимости".

"Но я не верю ворожеям", - сказал Яков, обращаясь к вошедшему. "Я не ворожей, - ответил незнакомец, подошел к столу возле Якова, бросил на стол карту чуть большего размера игральных и добавил, - вот моя карта (на карте была изображена ярко-зеленая веточка). ТЫ собираешься ехать на запад - не делая паузы, стал продолжать вошедший, - но ты туда не поедешь: ты поедешь на восток и не по своей воле. На первом пункте, куда вас соберут, будет народу битком, но ты там не ищи единомышленников: там такого не будет ни одного. Однако ты там долго не задержишься…» И в том же тоне, наверное, целых полчаса этот незнакомец вел свой странный монолог, потом взял свою карту со словами: "Я сказал всё", повернулся и вышел. Тут же заходит хозяйка. "Что за мужчину ты мне привела?"- спросил Яков. "Пошёл ты... Сидишь, дурака валяешь, а я тебе буду кого-то водить. Вон я с бабами у колодца разговаривала". Тогда стало ясно, кто это был...

С этого дня жизнь Якова протекала в рамках заранее извещенного о скором будущем. Позднее он вспоминал такие эпизоды своей жизни, что не будь он предупрежденным, то не известно как бы нужно поступить. Перед побегом два хороших друга давали разные советы: один говорил: «Беги, Яков, Господь поможет», а другой наоборот: «Не бегай: поймают, собакам скормят». Тогда вспомнились слова предсказателя, что будут два друга советовать разное. «Оба хорошие люди, - говорил незнакомец, - но ты не слушай того, какой будет говорить: не ходи, а слушай того, который говорит: иди». И Яков пошел.

Также и другой случай: со слов предсказателя Яков должен был сильно ушибиться в лесу, упав с обрыва ночью, потом, войдя в село, не должен заходить ни в первую, ни во вторую избу, а увидев возле третьего дома белокурого мужчину с девочкой на руках, идти к нему и просить, что нужно: он поможет. Это исполнилось с абсолютной точностью. Когда Яков подошел к этому мужчине, тот сразу понял, что имеет дело с беглым каторжанином, дал ему хлеба и указал безопасную дорогу.

По уходе этого посланного от Бога предсказателя Яков понял, что до ареста остались может быть считанные часы, или самое большее - дни. Он собрал свои пожитки, книги и вечером отнес к человеку, которому верил - на сохранение. Эта ночь прошла без приключений, но в готовности и размышлении. На следующую же ночь его арестовали и увезли.

Тюрьма и побег.

Опять новые условия жизни. Вновь необходимо адаптироваться, перестраиваться и внутренне и во внешнем поведении. Здесь опять, как понял Яков, необходимо обрести облик порядочного человека, хотя сразу это ещё не получалось.

В первой тюрьме в г.Бийске действительно народу было битком. Много было знакомых односельчан, притом таких, какие и в жизненных-то вопросах мало разбирались, а что там до политики или идеологии... Яков подходил, не выдержав смеялся и, указывая пальцем, провозглашал: "Контра!" Убитые горем мужики тоже начинали смеяться, понимая нелепость случившегося. Так началась тюремная жизнь ещё одного абсолютно не преступного человека. Далее перевозки, этапы, трудовые лагеря. Так увезли его на восток в г. Камертал.

Жизнь в заключении у Якова проходила, можно сказать, одинаково как и у всех политзаключенных в советских лагерях. Возможно, лишь та была разница, что он вел себя как несгибаемый противник социализма, отказывался наотрез работать и проводил большую часть времени в карцере. Рассказывал он, как однажды приехал начальник третьей части; собрали всех заключенных и он проводил "беседу" с ними. Начальник лагеря, отчитываясь, сказал: «У нас есть такие, какие отказываются работать, заявляют: на сатанинский строй не будем работать». «Кто это такие? расстрелять!» «Аркатов», - сказал начальник зоны и указал в сторону Якова. Яков стал готовиться к концу, но однако последовало только небольшое послабление. Причиной могло быть то, что этот начальник, как рассказывали сокамерники, все смотрел на Якова, и им даже казалось, что он его освободит. Чем приглянулся ему Яков, никто не знает.

Однако Яков таял на карцерном пайке. Одно время он дошел уже до того, что залез под нары с тем, чтоб дождаться, когда извлекут оттуда его труп. Заходит знакомый урка и, увидев его, кричит: «Яшка, ты что там?» «Все, конец мне»,- Яков надавил пальцем на мышцу ноги и показал ему; ямка в теле, оставленная от нажатия пальцем не расходится - верный признак близкой смерти от истощения. Вор нецензурно выругался и заявил, что не надо бояться: «Получай мою пайку и подымайся». «А ты как?»,- спросил Яков. «А я пристроился на кухне и там пропитаюсь».

Чудны дела Твои, Господи! Яков стал дальше жить благодаря ещё одному благоразумному разбойнику.

Яков отказывался идти работать, если это связано со строительством социализма: на лесоповал, на строительство, но он не отказывался идти работать даже на начальника зоны, потому что этот труд не на социализм, а на частное лицо. Говорил, что согласен наняться дворником даже к самому Сталину. Не противился он также труду на людей, допустим, возить воду, рубить дрова на кухню. Однажды он опять стал близиться к концу и по милости Божией его послали с другим заключенным напилить, наколоть дров и уложить в сарай начальника охраны. Трудились одинаково честно. Жена начальника вышла на крылец и немного понаблюдала. По окончании работы подходит к Якову мать её, сует ему пайку хлеба и говорит: «Моя дочь посмотрела на вас и сказала: "Мама, вот этот из них человек, а тот зверь. С этого дня он (о Якове) пусть каждый день приходит и берет мужнину пайку, а как только отелится корова, то ещё литр молока". Пожалуйста, не отказывайся, иначе дочь моя будет в горе». Яков поблагодарил и удалился. С этого дня он стал каждый день приходить к ним, хотя и было очень неприятно; но, что же делать: голод не тётка. Когда он по-обычному приходил к ним, то мать или ребенок брали со стола пайку хлеба и банку молока и подавали ему. Он выпивал молоко, клал за пазуху пайку, благодарил и удалялся.

Так длилось долго, но совесть все более давала о себе знать. Мучили раздумья: «А вдруг я нахально пользуюсь их добротой, а может они уже раскаиваются в своем решении»... Несколько дней он не навещал их и вот встречается ему эта жена начальника и с великой обидой отчитывает за то, что перестал приходить. На слова Якова, что надо же и совесть иметь, выпалила: «А нам, тогда как спасаться?!» Всё стало ясно... Однако Якова вскоре отправили в этап, но с этого дня он стал молиться за эту рабу Божию.

Шло время. Началась война. Стали брать из лагерей добровольцев на фронт, с обещанием даровать свободу. Яков же и на это не мог пойти, хотя ощущение того, что отсюда живому выйти не дадут, росло с каждой минутой. К тому же опять и опять оставляют силы.

Однажды подходит начальник (кажется по хозяйственной части) и говорит: «с лошадьми обходиться можешь?» «Ещё как,- ответил Яков, - хочешь, джигитовку покажу». «Там на кухне двое на кляче не успевают воды навозиться, а жеребец стоит: никого не подпускает, и задом и передом бьёт. Старый возчик умер, а более никто не может с ним сладить». Яков действительно в лошадях толк знал - жизнь научила. Тут же приласкал его, поставил огромную бочку на телегу и более двух раз не ездил в день за водой, а питание с кухни получал вдоволь. Вскоре он уже был справным. Но теперь все мысли были о побеге.

И опять подходит к нему начальник, похлопал по плечу и молвил: "Силен! Процентики пора давать". "Да, да. Я и сам это чувствую",- наигранно с радостью согласился Яков. И действительно он уже полностью обдумал план побега, в который входил и труд на общих работах. И Яков стал трудиться.

Вначале ему пришлось ходить на лесозаготовку, где он постарался незаметно сунуть в дупло топор и спички в приметном месте - на добрый случай. Но с такой работы бежать для него казалось невозможно. Приходилось терпеливо дожидаться более благоприятных обcтоятельств для задуманного.

И вот работа сменилась: стали возить землю из зоны на тачках по доскам и валить под обрыв к лесу. В зоне готовили для какой-то стройки котлован и потому вывозили землю. Яков за такую работу взялся с чрезмерным усердием: бегал с тачкой как мальчишка. Выполнял по три нормы, каждый вечер по радио сообщали о его успехах. Все смотрели на него как на навихнувшегося умом. И никто не догадывался, что он это делает не из безумия, но тренирует силы для задуманного побега и одновременно угашает бдительность. С великим вожделением он поглядывал на тот лес, что невдалеке под обрывом. Лес далее был повсюду, а за зоной с другой стороны было озеро. Это очень подходило для побега в задуманном плане. Друзья, как уже упоминалось, один советовал, а другой не советовал бежать, но Яков слушал первого и готовился.

Было воскресенье. Яков обычно даже ради подготовки к побегу в этот день не ходил на работу. Но в это воскресенье он решился идти: ночью видел сон, по какому понял, что Господь благословляет творить задуманное именно в этот день. Утром он воздержался от излишней еды. Рядом сидевший еврей (похоже, крещеный) посмотрел на него внимательно и, покачав головой, сказал: «Яков, я тебя видел сегодня во сне. Вижу, пасется белая лошадь. Ты прыгнул на неё, и она понесла тебя. По тебе стреляют, а ты мчишься на ней и так ускакал". Яков сделал вид, что это считает пустым, а сам возрадовался и в душе поблагодарил его.

В этот день Яков сделал по обычному ходки три бегом, и тут заметил, что конвойный, стоявший на краю обрыва, что-то стал со вниманием смотреть в сторону зоны, не обращая внимания на то, что творится над обрывом. Тогда Яков с силой толкнул тачку под обрыв и за ней, летящей и перевертывающейся с обрыва, понесся и сам, как бы стараясь догнать и остановить её. Тачка внизу остановилась, а Яков, конечно же, и не думал. Он слышал выстрелы, свист пуль, делал броски, и со всех сил несся к лесу.

Зона вмиг превратилась в сплошной гвалт собак.

Долго пришлось бежать лесом. Яков старался уклоняться в сторону озера, чтоб обойти озеро кругом, и там с обратной стороны в кочках укрыться. Долго бежал по воде и даже местами плыл и наконец, погрузившись в воду и спрятав голову между кочек, затаился. Теперь стало очень хорошо слышно, как по всему лесу гавкают собаки; и есть совсем близко, видать те, какие шли по следу. Далее оставалось положиться только на милость Божию и молиться. Наконец день казавшийся вечностью склонился к концу, наступила темнота, стих лай собак и пришла тишина.

Пора выбираться из укрытия. Но что такое? Ноги не хотят двигаться. Вода в Сибири очень холодная, хотя уже середина мая, и ноги, пробывшие в ней в течение целого дня без движения, настолько онемели, что стали как парализованные. Пришлось выбираться на сухое место ползком, соблюдая максимальную осторожность и тишину. Потом стал приводить ноги в чувство растиранием и разминанием. Наконец пошел с палкой в руках, сразу взяв курс на спрятанные в дупле спички и топор. Лишь к утру отыскал их и тогда в путь по направлению на юго-запад к родным местам. На восходе солнца он укрылся в овраге, густо заросшем кустарником, и лишь по потемкам вновь в путь.

Так ночь за ночью Яков удалялся от мрачных для него мест. Больше доверяясь внутреннему чутью, далеко обходил тюремные лагеря, сеть которых в Сибири в то время была слишком густой. Питание иногда он просил у работавших в поле или в лесу и очень редко заходил в селения, как, к примеру, в случае, предсказанном незнакомцем пред арестом о белокуром мужчине с девочкой на руках. Чувство, когда можно что-либо делать и когда нельзя, никогда не подводило. Питался он и съедобными травами как черемша, медуница, дикий лук… Позднее при разговорах он много перечислял съедобных растений. Когда были ягоды, питался ими, и при возможности жарил на костре грибы.

Господь по милости к верному рабу своему охранял его разными путями. При малейшей опасности он чувствовал тревогу и укрывался или обходил опасное место стороной, и по прошествии - удостоверялся, что действительно была опасность. Часто в лунные ночи вдруг закрывало луну облако, и Яков уже знал, что надо быть осторожным и при возможности нужно обойти это место. После обнаруживал, что миновать пришлось колхозную избушку на поле или трактористов с их техникой.

Однажды произошел такой случай. Яков отошел в сторону от тропы в лесу и сел на пень отдохнуть. Вдруг какая-то птичка бросилась к нему под ноги. Он глянул туда: видит, она хочет схватить жучка. Яков оттолкнул её, подумав: «Я сам как этот жучок». Это повторилось ещё раз, и тогда Яков насторожился, приняв это за предостережение; хотел встать и отойти в укромное место, но не успел: на тропе появились два оперативника с собакой. «Кто такой? Документы!», - привычный вопрос. "Какие документы, - возмутился Яков,- что и в туалет надо ходить с документами?". "А что ты тут делаешь? И откуда ты?" К счастью Яков пред этим подходил попросить хлеба к крестьянам, собирающим сухие сучья на дрова, и узнал из какого села они. И потому ответил: «Из Инокентьевки. Лыко пошел надрать на выделку кож». «Показывай, что у тебя там». Яков вытряхнул из подобранного грязного мешка топор с бечевкой, тоже подобранной по пути. Другой оперативник махнул рукой и с раздражением одернул его: «Да оставь ты его; что не видишь: мужик по своим делам тут», и пошел. Поплелся за ним и другой оперативник, потом остановился и сказал: «Взять бы надо: очень подозрительный». «Охота тебе с ним путаться», - буркнул, идущий с собакой, и зашагал быстрей. Нехотя за ним поплелся и другой.

Лето Яков проводил под открытым небом, стараясь держаться ближе к лесу. Но беда, когда приходила зима. Приходилось искать себе пристанище в селе. К тому же на каждый шаг указаний предсказателя не было, потому приходилось рисковать и проситься на ночлег, доверяясь велению духа.

Однажды Яков попросился в одном селении в понравившемся чем-то доме. Хозяин согласился пустить его, но с тем, чтоб он залез на полати (дощатый настил под потолком, как добавочные спальные места) и не высовывался, потому что придут гости. Яков с радостью согласился, пообещав лежать тихо.

Действительно пришли гости. Началась довольно бурная беседа, углубленная в разные вопросы богословия, особенно в толкование пророчеств о конце мира.

Яков внимательно слушал их суждения полные невероятных заблуждений, с уклоном в "народное богословие". Слушать извращение истины оказалось сверх его сил: лучше ночь провести на морозе, чем под бомбардировкой ложью. Наконец он не выдержал, и, свесив голову с полатей, молвил: «Вот вы уже час говорите о грядущем антихристе, о звере из моря, о печатях, а разрешите вас спросить: к какой печати или трубе, к какому моменту царствования зверя из моря, и вообще к каким силам вы относите этот режим, при котором проживаете?». Сначала гости пришли в недоумение от присутствия постороннего человека, а хозяин выразил крайнее возмущение. Но вопрос Якова их заинтриговал, и один из них сказал: «Если ты хочешь сказать что-то иное, говори». Тогда Яков в кратких словах дал краткую схему своего понимания основных пророчеств, сопоставляя с надлежащей действительностью. Во-первых, все пророчества говорят не об одном только времени царствования антихриста, но о трех разных отрезках последнего времени: первый период по пророческой речи Спасителя назван "началом" болезней, по слову ап. Павла -"отступлением", а в Откровении ап. Иоанна Богослова он отмечен как выход и царствование зверя из моря с его семью головами – преемниками. Второй отрезок последнего времени - это всемирная проповедь Евангелия по предсказанию Спасителя, а в Откровении ап. Иоанна он отмечен словами: "Зверь был и нет его"; и наконец, третий период действительно является временем царствования антихриста. Спаситель называет его "концом", началом которого является поставление "мерзости запустения". Ап. Павел называет его явлением "человека греха", а ап. Иоанн - выходом "зверя из бездны", который был в династии семи и после "нет его"; выходит и является "Восьмым" . "И о блуднице, - продолжал Яков, - что вы Москву треплете. Разве вам не ясно, что этим образом названа неверная церковь - изменница, та, которая должна быть "невестой Христовой", а она соединилась со "зверем багряным" - красным богоборческим режимом. В Откровении приводится три "жены" и все они означают Церковь, лишь по одежде, да по деятельности можно различить: верная она или неверная.

На пути в пустыню «жена», облеченая «в солнце», разделилась на верную, какая будет названа «женою Агнца» и на неверную – «жену», облеченную в багряницу и сидящую на звере багряном.

Начало речи Якова вызвало изумление слушавших; конец же заканчивался просьбами пожить у одного и у другого, просветить их семьи. Когда же узнали то, что он сапожник, то нашли занятие на всю зиму. Все они оказались старообрядцами, к тому же «сливками» колхозного общества: председатель, бригадиры, завхоз... Назвать случайным то, что он попросился на ночлег именно туда, где должны собраться ищущие его знаний, пожалуй нельзя.

Так зиму за зимой Яков проводит там, где определит и укажет ему Господь, а лето в лесу, в пути. Множество видел он чудесного и невероятного за годы этих скитаний, а их было целых десять. Десять лет в состоянии преследуемого зверя с постоянной тревогой и с постоянным голодом.

Однажды в летнее время тело его покрылось чирьями и коростами явно от простуды. Требовалось купить в аптеке мазь, а аптека в городе в заречной части. Чтоб попасть туда требовалось пройти через единственный мост, в конце которого постоянно стоит милиция и проверяет документы. Но что же делать? Пришлось идти на риск, положившись на волю Божию. Идя по мосту, Яков увидел, как девушка перебежала с другого тротуара моста на его сторону и, поравнявшись с ним, сказала, подняв руку: "Ничего не бойся!" и тут же смешалась с толпой. Сначала Яков несколько был озадачен, а потом понял промысел Божий и смело шёл дальше. И получилось такое: милиционеры вчетвером окружили один автомобиль и шофера и что-то его обследуют, временно прекратив проверку документов прохожих. Яков свободно минул их. Такой вид помощи Божией в его жизни не единичный, а, можно сказать, обычный.

Был он очевидцем в это время и более высших явлений. Большую часть суток, кроме постоянной молитвы, он проводил ещё в стоянии на молитве. Он часто (не знаю насколько это правильно) устанавливал себе правило, допустим, на полгода в таком стоянии на молитве в виде обета. Так однажды при виде того, как колхозники избивают лошадей, которых он очень любил, стал просить у Бога облегчения их участи и в защиту их установил на несколько месяцев молитвенное правило.

Были и другие поводы. Он говорил, что бесы очень восставали на него в таких случаях.

Однажды он заканчивал последние слова такого подвига о сокращении дней царствования большевизма и защите от них людей православных. Была пасмурная ночь и потому в лесу была такая тьма, какую можно бы назвать кромешной. Вдруг он видит всполохи несколько голубоватого света, как иногда бывает при молнии, и пред ним предстала такая картина: обширное пространство, сколько может окинуть взор, заполнено молящимися людьми со светлыми красивыми лицами. Передних некоторых он узнал по сходству ликов на иконах. Промелькнула мысль: «Они тоже молятся за Россию». Это всё исчезло на секунду и вновь всполохи света, и он видит зеленую лужайку и на ней три очень красивых юноши абсолютно одинаковые внешностью. Они стояли, поворачивались, но ни один из них не взглянул в его сторону. Опять всё исчезло и наконец, третье явление: после новых блистаний света Яков увидел большой трон и на нем Бога Отца в образе старца очень похожего, между прочим, на того, которого видел Яков в детстве при поиске лошадей. Сидящий на троне поднял руку и широким жестом осенил Якова со словами: «Величит тебя великий Крест Господний». Яков упал вниз лицом и когда поднялся, то уже ничего не видел кроме тьмы. Такое видение было у Якова только одно.

На свободе.

Яков почему-то был уверен, что ему отпущено на эти скитания десять лет. Возможно, это было сказано предсказателем или открыто в сновидении, но так или иначе, когда стал этот срок приходить к концу, он стал готовиться к переходу на легальное положение. Однако как это должно произойти Яков себе не мог представить. В это время он обитал поблизости от места, откуда был взят в заключение. Видел он откровения, говорящие о том, что он должен идти в мир и устраивать жизнь среди людей, но как? Наконец опять же, положась на волю Божию, решил идти в село, а там как Господь укажет. Однако страх все же присутствовал. Тут явилось еще одно ободряющее явление. Яков сошел от дороги вниз по откосу и сел в раздумье. Вдруг он видит, по дороге скачет на белом коне всадник с развевающейся накидкой. Поравнявшись с Яковом, он резко остановился, поднял руку и провозгласил: «Яков, не бойся!». Сказав это, он вихрем унесся по дороге за косогор. Яков обратил внимание на то, что у наездника в тот момент, когда он поднял руку и говорил, с голубой мантии сыпались, как бы, голубые искры. Яков понял, что это был Великомученик Георгий Победоносец. После такого удостоверения, казалось бы, должны исчезнуть все страхи. Но сомнения все же тучей наплывали на ум: как же он придет без единого документа туда, где его давно ждут для ареста. Ведь не может же быть того, чтоб после его побега из заключения не сообщили туда, откуда он был взят. Уже на пути в село решил лечь и заснуть, чтоб увидеть определение Божие относительно его дальнейшего пути. Действительно, он тут же заснул и видит: он шел по направлению к своему селу Верх-Катунскому, из которого был взят. Надо заметить, что оно находится между двух полноводных рек: Катуни, на берегу которой стоит и Бией, отстоящей на 5 км. от него. Эти две реки сходятся в г. Бийске и образуют могучую реку Обь. И вот Яков видит, что перед ним прорыт и заполнен водой канал от Бии до Катуни и ему далее хода нет. Он подошел к краю канала и заплакал. Затем видит, подходит к нему молодая женщина и спрашивает: «Ну, что плачешь?». «Да вот, я десять лет скрывался, хотел теперь идти и жить свободно, но путь мне закрыт». Она подошла, сняла с его головы венец из лука и с ожесточением бросила в ров. Потом откуда-то взяла лопату, и начала закапывать канал. Притом она копает один край рва, отваливает его с одной стороны, а земля валится и с другой. Наконец она сравняла землю, прошла туда и обратно, утаптывая тропу. Потом подошла, похлопала его по плечу и сказала: «Иди и ничего не бойся». Яков проснулся и почти не размышляя, двинулся в путь.

Однако при отсутствии сомнений в ожидаемой помощи Божией Яков даже не мог предполагать, каким образом она будет подана. Войдя в село, он шел по улице, и думал, что будет говорить, придя к хозяйке того дома, из которого был взят в заключение. Но тут произошло не предвиденное: на встречу идет молодой человек, останавливается и вдруг восклицает: «Яков, откуда ты!?» «А ты кем будешь?»,- спрашивает Яков. «Ты не узнаешь? Я тот Егорка, Егора Ромашкина (по-уличному) сын. Ты помнишь: перед войной отцу моему сказал, что скоро будет война, его и его сыновей Ивана и Григория убьют, и лишь один Егорка останется. Так и вышло: отца и братьев убили на фронте. Пойдем ко мне поговорим». Яков шел к нему уже с радостью, видя путь промысла Божия. Он рассказал, не тая, Егору о своем побеге из тюрьмы и что находится в бегах. «Не беспокойся, - смеясь, провозгласил Егор, - что-нибудь придумаем: мне такие вещи знакомы»

Кстати о самом Егоре Егорьевиче. В момент разговора Якова с его отцом ему было 14 лет. Для фронта он еще был молод, а потом он избрал путь вора, и вором он был знаменитым. Приезжал в какой-либо колхоз, устраивался заготовителем, набивал себе карман десятками тысяч рублей и в какой-то момент – поминай, как звали. И в тот момент, когда спохватывались искать его, он уже набивал карман в другом конце края в качестве завхоза. Сидел уже в тюрьме и недавно освободился. Теперь устроился в Верх-Катунском - родном селе завклубом. Как после стало понятно: Якову помочь прижиться мог только он один. И надо же было встретиться первым именно ему.

«Я сейчас устроился завклубом, - продолжал он, - и постоянно бываю в сельсовете (сельсовет был рядом с клубом). С председателем Николаем Николаевичем мы друзья и я постараюсь повлиять на него. А ты, Яков, можешь показать себя так?» - и Егор, скривив лицо, потряс головой. Яков уверил его, что сможет, т.к. еще до тюрьмы вел себя так. И тогда они договорились назавтра же совершить этот шаг.

На следующий день утром Яков появился в сельсовете. Егор был уже там и успел подготовить председателя. Яков вошел с видом безумца и сразу же услышал слова Егора, обращенные к председателю: «Ну вот видишь, что сделали гады с человеком! А человек-то какой был! Теперь потерял все документы и неизвестно, как помочь ему». "Ничего страшного, - молвил председатель, - введём его в графу дураков, и живи. У нас дураков много, и если больше одним будет, думаю, мировой катастрофы не произойдет». И Якова отпустили с заверением всё оформить.

Так и сделали: Яков стал числиться умалишенным в этом селе, и это ему давало даже некие льготы в деле сохранения верности Богу: не принуждали голосовать, не гнали на колхозную работу, не втягивали в разные общества. Однако ему пришлось теперь взять подвиг юродства. Он всем говорил, что освободился из заключения, уже отметился в сельсовете и тут же показывал себя не совсем нормальным. Многие из бывших, знакомых удивлялись и ругали власти: какого человека испортили.

Жить Якову пришлось первое время у хозяйки того дома, из которого его взяли в заключение. Однако тут произошла некая неувязка. Старшая дочь хозяйки загорелась лютой ненавистью к нему и делала попытки убить его. Однажды Яков видит сон: он лежит на кровати в больничной палате, подходит к нему бес и хочет лентой, оторванной от полотенца, отрубить ему голову. Яков приготовился и когда бес замахнулся, поймал его за руку со словами: «во имя Отца и Сына и Святаго Духа». И тут же проснулся от легкого удара, упавшего на грудь чего-то острого. Но что такое?.. Чья-то рука действительно в его руке. Яков невольно вскрикнул: «Кто это?» «Я»,- последовал ответ голосом старшей дочери хозяйки. Оказывается, она целилась половчее ударить ножом его в грудь, а Яков сонный поймал её за руку. Нож упал ему на грудь.

Пришлось искать новое место жительства. И вот тут явил Господь свою милость к нам грешным и послал его жить на три года в нашу семью. Позднее старая хозяйка, уезжая из села, подарила свою хату Якову, и тогда он стал иметь свой угол. Со мной общение его не прерывалось и после этого, т.к. его изба была не вдалеке от моей. Но в 1964 году я по его благословению уехал учиться, а мать с сестрами переехали жить с Алтая на Кубань. Яков опять оказался в полном одиночестве.

Итак, мне пришлось наблюдать, образ юродства Якова. Для несведущих в этом, многое в его словах и поведении было смешным, а для меня казалось горьким. Ходил он в рваной грязной одежде, не побритый и в странном головном уборе, похожем на камилавку, сшитом из шкурок с овечьих лапок. И зимой и летом носил сапоги. Все звали его Шурой Ветровым, насмехались, не стесняясь "дурака".

Его "умалишение" особенно ярко было явлено им в начале юродства, когда нужно было обжиться в роли помешанного. Помнится, пришли старые его знакомые посмотреть, каким вернулся Яков из тюрьмы. Он сделал воинственный вид и стал ходить по комнате, ведя свой "доклад". "Это что за жизнь. Я такое и дня не выдержу. Завтра же пойду в магазин, накуплю фанерных ящиков, сделаю самолет и улечу в Америку". "Действительно он дурак", - согласились пришедшие и побыстрей убрались по домам.

Когда же стал жить в своей избушке, то явно преднамеренно закоптил её и замусорил. Однажды зашли к нему женщины и говорят: Шура, дозволь нам побелить тебе избу. «Я вот вам побелю!». Я после поинтересовался, почему он не хочет им позволить это. «Ну да... И кто же тогда поверит, что я дурак, если наведу образцовый порядок».

И был случай, когда зашел к нему председатель сельсовета посмеяться. Яков в это время рубил хворост для печи прямо в хате. Председатель говорит: «Яков, что ж ты рубишь дрова в избе?» «А как надо?» «Наруби на дворе и занеси». «Ага, нашел дурака... Вот эта щепка улетит во дворе невесть куда, и ищи её, а тут в хате никуда не денется»... Совсем дурак.

Страшная его была жизнь. Мало того, что он жил пленником в своей стране: полностью бесправным, преследуемым и всегда под страхом разоблачения в побеге из заключения, так еще в атмосфере ненависти изуверов, готовых в любой момент убить его. Каждый советский праздник сопровождался сплошной пьянкой, богохульством и стращательством убить «боговера». Вся ненависть их была за то, что он был для них неугодным напоминанием о существовании Бога и Его заповедей. Неоднократно делались такие попытки. Одну зиму пришлось жить в погребе, потому что каждую ночь приходили и осматривали его хату - искали его. Но ещё не приходило их время.

Особенно страшными были колхозные праздники: «день борозды» весной и «день урожая» осенью. Тут к поголовной пьянке ещё присовокуплялась бесовская гордыня: каждый хвастал своими трудами на советскую власть, своей ревностной приверженностью ей. Все это непременно сопровождалось страшными матами и богохульством. И когда не доставало аргументов, всегда в ход шли кулаки. Тогда лучше было не появляться этим советским людям на глаза.

Дни же голосования за советскую власть заставляли жить под страхом и до, и после них. Тем, что дураки не голосуют, не всегда можно было отделаться: коммунисты духом бесовским чувствовали своего врага. Однажды приходит агитатор - местный учитель коммунист и провозглашает: «Яков, пора голосовать!» «За кого голосовать?!»- с раздражением спрашивает Яков. «Как, за кого... За блок партийных и беспартийных». «А я (нецензурное слово) ваш блок партийных и беспартийных", - с дерзостью ответил Яков. «Ты что? Тогда и Ленина тоже?» - возмутился большевик. «А Ленина тем более…»

Спустя пару лет этот учитель встречает Якова и говорит: «Яков, я дважды писал в крайком партии о твоем ответе, притом дословно, и ни ответа, ни привета. Или там сидят такие же, как ты, или тебя действительно защищает Бог».

Да, Бог защищает. Но всё же, тяжко жить с ежеминутной готовностью вновь к отправке за колючую проволоку или быть убитым звероподобными из их царства. Также невыносимо жить с сознанием того, что нет кругом ни одного единомышленника, что даже нет возможности кого-либо вразумить. Показательный хотя бы такой случай. Однажды Яков видит за огородами: чем-то занимаются ребята - балуются что ли. Пошел набрать хвороста в лесопосадке, и идти пришлось мимо их. Их действия показались странными и Яков спросил: "Чем вы заняты тут?" "Удавленникам помогаем", - последовал ответ. Когда он отошел от них, то понял, что это бесы и, оглянувшись, уже не обнаружил их. Вернувшись домой, сказал соседям: "У Павлоантоночевых удавленник будет. Наверное, Пелагея задушится. Я бесов видел возле их огорода, и они сказали, удавленникам помогают".

Назавтра утром кричит сосед: "Эй ты, придурок! Сказал Пелагея задушится, а задушился ее зять Сергей". Обычная упрямая и гордостная тупость. Ведь одного этого сбывшегося предсказания, что будет в этом доме удавленник, вполне достаточно, чтоб уверовать в Бога. Но окружающие Якова люди все были лишены здравого смысла.

Ко всем же перечисленным бедам надо добавить самую главную - постоянный голод. Объявив себя сумасшедшим, ему пришлось и жить соответственно этого положения - заработать кусок хлеба в советской империи практически было невозможно: сумасшедшие не работают, а если ты можешь работать, значит не сумасшедший – будь добрый иди и трудись в колхозе, на строительстве социалистического царства сатаны. Имеющийся мизерный приусадебный участок он старался использовать как можно разумней. Иногда кто-либо попросит что-то сделать и поделится куском хлеба. Но обычно приходилось жить тем, что Бог пошлет... И чем ближе к старости, тем становилось с этим трудней.

Помнится, в день праздника Святой Троицы мы побыли в городе и решили идти пешим ходом домой (13 км.). Прихватили из города бутылочку красного вина и пару селедочек иваси на закуску. В лесу мы остановились и решили разговеться. Выпили и закусили. Я эту свою маленькую селедочку всю съел. Яков посмотрел и говорит: «Виктор. Не обидься, пойми меня правильно. Я гляжу, ты вот всю селедочку зараз съел, а я ведь ее растягиваю на неделю». От голода, как уже упоминалось, он не раз был близок к смерти. Это было и в момент начала строительства социализма при карточной системе, и в заключении, да и во множестве других случаев. Так гонимый голодом он однажды зашел в храм помолиться на иконы и попросить при случае у кого-то чего-либо съестного. В этот момент закончилась панихида, и те, которые заказывали ее, просили помянуть их родных, съев ложечку предлагаемой кутьи. К Якову подошла молодая женщина и сказала: «Помяни моих родителей Иоакима и Анну». Яков взял ложечку, почерпнул ее и съел содержимое. «Ешь, ешь, - сказала женщина, - можешь всё есть». И он не преминул это сделать, удивившись случаю. Но когда хотел вернуть тарелку, то хозяйку ее уже не обнаружил, даже после тщательных поисков. Тогда только он обратил внимание на имена, кого поминал. Кстати и день его кончины совпал с Успением прав. Анны, матери Пресвятой Богородицы 25 июля/7 августа.

Его жизнь была невыносимо трудной, но в этом заключался его подвиг, его победоносный путь. Когда требовалось, Бог всегда чудесно помогал ему. Однажды я захожу к нему и вижу, он плетет бечеву. Я спрашиваю, для чего это? Он ответил: «Продукты кончились, пойду ловить рыбу в Катуни». «Так эта снасть на кита годится», - пошутил я. «Но мелочь мою проблему не решит». И он пошел. Возвращался через пару часов. Все глядели и даже один односельчанин пошутил: «И правда, что Бог дураков любит». Яков шел с мешком за плечами, из которого торчал большой хвост тайменя, какого даже большими снастями ловили редко. Яков тут же поехал в город, продал его и мог жить и питаться дальше. К сожалению, я ему в то время помогать не мог, будучи всего лишь школьником.

Так в чуждой среде в полном одиночестве он дожил до 87-летнего возраста. Он всегда говорил: «Вот доживу до того, когда увижу белый флаг над Россией и двуглавого орла, тогда со спокойной душой отойду к Богу».

И он увидел, когда свободным голосованием избрали главу государства - уже не из одной кандидатуры – одного, ставленника коммунистов, хотя и с не меньшим скрытым изъяном, но показывающего себя противником их; когда провозгласили гербом двуглавого орла и трехцветный предреволюционный флаг, хотя еще не убрали со всех постов коммунистов и лысых истуканов со всех площадей, а его труп из мавзолея, но все же, для России это был большой шаг вперед, т.к. партия большевиков перестала быть правящей, строительство социализма прекращено. К Якову пришло частичное спокойствие души. Полное же удовлетворение видимо получат продолжатели его подвига, увидев предсказанного Царя на Российском престоле.

И пришло время, когда Господь дал возможность кровожадным врагам исполнить свою жажду: 4 августа 1991 года (за 15 дней до ГКЧП, которое к счастью ему не довелось увидеть) ночью в его избушку ворвались убийцы, много издевались над ним, оставив следы этого. Утром его обнаружили валяющимся без сознания. Трое суток в нем ещё сохранялась жизнь, приходило сознание, но убийц он открывать не стал, сказав: с ними бороться вам невозможно, и еще добавил: «Сильно коммунары бьют». 7 августа он скончался.

И что ещё надо сказать? Этот удивительный человек конечно в земном плане не сделал ничего великого: не основал монастыря, не сделал переворот. Но он своей жизнью, своими скорбями ради сохранения верности Богу и тем, что не попал ни в одну ловушку апокалиптического зверя посрамил дьявола, стремящегося всех ввести в неверность Богу. Много у нас в России было мучеников и исповедников, но пройти со дня начала искушений первого периода последних времен и до последнего дня их, ничем не погрешив против верности Богу, но оставаясь как бы вне царства сатаны, смог только один он из немногих, если не один вообще. Однако его жизнь и его победа совсем не видима для мира. Думается, что победа последних победителей будет совсем скрыта от людских глаз.

+ Архиепископ Виктор (Пивоваров)