Профессор Иван Андреев

БЛАГОДАТНА ЛИ СОВЕТСКАЯ ЦЕРКОВЬ?

Власть есть установление Божие: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1). Об этом же в дохристианской древности утверждал Платон, понимая власть, как иерархию, восходящую к Богу.

Иными словами, только Богоустановленная власть есть подлинная власть. Власть же, не признающая над собой высшей власти Бога, есть не власть, а самовластие.

Советская власть в СССР не есть истинная власть, а есть отрицание самой сущности, самого принципа, самой идеи власти и утверждение самовластия.

Атеизм есть страшное зло. Он порождается или величайшим грехом гордости, или обусловливается полным равнодушием к вопросам религии и морали (т.е. к Истине и Любви), или является результатом преступного недомыслия. «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13).

Государственная власть в СССР, представляющая собою откровенное и циничное самовластие, главной задачей своей идеологической политики ставить распространение атеизма при помощи принципиального величайшего духовного и физического государственного насилия. Доведенная до совершенства система универсальной пропаганды, построенной на государственно-организованной лжи, обмане, соблазнах и терроре, вместе с дьявольски жестокой усовершенствованной системой истязаний и пыток, принципиально и планомерно употребляемых советским государством для торжества атеизма, — есть явление совершенно новое, качественно глубоко отличное от всех известных видов жестокостей и насилия в мировой истории.

Главная борьба большевистского государства направлена на христианство, как совершеннейший вид религии и особенно на Православие, как совершеннейший вид христианства. Большевизм, как наивысшее явление антихристианства, есть идея антихриста…

Если Православная Христианская Церковь есть мистически «Тело Христово», то большевистская коммунистическая партия есть мистически тело антихриста.

Персональное историческое апокалипсическое явление антихриста ничего принципиально нового к этой идее антихриста не прибавит. Оно только окончательно оформит, централизует и универсализует эту идею во всем мире, создав абсолютно безвыходное положение для всего человечества. Ибо перед каждым человеком встанет тогда вопрос, на который нельзя будет не ответить (не только словом, но и делом): подчиняется ли он «власти» антихриста, чтобы получить печать антихриста «на лоб» или «на руку» (по толкованию еп. Дамаскина «на лоб» — означает «добровольное, полное духовное порабощение», а «на руку» — приобщение «страха ради»).

Не получившие печати будут мучимы и истязуемы так, что «соблазнятся даже избранные», и если бы не сократились сроки — «не выдержала бы никакая плоть».

Большевизм ставит своей конечной целью при помощи мировой революции установить свою «власть» во всем мире. Если это случится, и во главе всего мира станет большевистское коммунистическое мировое правительство в лице «Вождя народов мира», — то это и будет место для персонификации апокалипсического антихриста.

Надо ясно, отчетливо и твердо понять, что советская власть есть впервые в мировой истории подлинная цинично-откровенная антихристова власть, т. е. богоборческое самовластие.

Без признания этой глубоко качественно-отличительной оценки «советской власти» — нет никакой «проблемы коммунизма». Если большевистский коммунизм есть лишь одно из многих, качественно не новых явлений в мировой истории, если «советская власть» есть лишь только одна из худших и жесточайших (пусть даже самая худшая из худших и жесточайших), то никакого особого «духовного кризиса человечества» нет и вообще никакой новой духовной проблемы нет. Тогда к явлению коммунизма надо относиться лишь с политической, экономической, военной или «утилитарно-моральной» точки зрения, как и относится к нему в настоящее время подавляющее большинство политических деятелей всего мира. Результаты такого понимания мы видели: большевизм медленно, беспрепятственно завоевывает мир.

Мистическая сила большевизма понятна не многим.

Вспомним потрясающую сцену в «Повести об антихристе» Вл. Соловьева, когда первоиерарх Православной Церкви св. старец Иоанн, вдруг поняв, КТО находится перед ним, воскликнул громко, ясно, твердо, определенно, убедительно и убеждающе: «Детушки. Да ведь это антихрист!».

Катакомбная Православная Русская Церковь в СССР, Церковь исповедников и мучеников, квалифицирует Советскую Государственную власть, как власть антихриста.

Историческая делегация Петроградской епархии в 1927 году, возглавляемая епископом Гдовским Димитрием (расстрелян в 1937 году после 10-летнего заключения), прямо так и поставила вопрос перед заместителем и местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Сергием, в Москве:

«Ведь советская власть антихристова, а можно ли Православной Церкви находиться в союзе с антихристовой властью и молиться за ее успехи и радоваться ее радостями»?

Митрополит Сергий засмеялся и отмахнулся: «Ну, какой тут антихрист», и это было самое главное, роковое, решающее расхождение, после которого в 1927 г. произошел церковный раскол. Те, кто квалифицировали сов. власть, как власть антихристову (т.е. как богоборческое самовластие), не нашли для себя нравственно-возможным (не по политическим соображениям, а по религиозной совести), чтобы Православная Русская Церковь «только духовно» подчинялась сатане, сохранив свою «полную автономию», гарантированную «конституцией» СССР.

Те же, кто с этими нравственными мотивами не соглашался (по убеждению, или страха ради), пошли за митрополитом Сергием, а ныне идут за «патриархом» Алексием, «радуясь радостям богоборческого самовластия, молясь об успехах этого самовластия, вынося ему всенародную благодарность за внимание к нуждам православного населения», отрицая перед всем миром факты бывшего и настоящего гонения на истинных православных христиан, квалифицируя и мучеников «политическими преступниками» и «поборниками черного дела», считая установившиеся отношения между государством богоборческого самовластия и Православной Церковью (которая должна быть Непорочной Христовой Невестой) — «идеальными», и называя главу богоборческого антихристова государства Сталина «избранником Божиим».

Когда митрополит Сергий в 1927 г. впервые встал на этот гибельный путь «новой церковной политики» (как он сам выразился), тогда со всех концов России посыпалась к нему масса «посланий» от епископата, клира и мирян, написанных слезами и кровью сердца, убеждающих его отказаться от намеченного пути.

Бесчисленное количество делегаций от разных епархий приезжали в Москву и на коленях, рыдая, умоляли его исправить роковую ошибку. Из тюрем, ссылок и концлагерей дошел до митрополита Сергия протестующий голос исповедников и мучеников.

По количеству и по духовному удельному весу протестующих можно было судить об объеме, глубине и нравственной силе протеста. В числе протестующих были самые замечательные церковные деятели России: митрополит Петр, арестованный и сосланный, но не отказавшийся от своих прав законный Первосвятитель Русской Православной Церкви — местоблюститель Патриаршего престола; митрополит Агафангел, первый заместитель Патриарха; митрополит Иосиф Петроградский, заместитель митрополита Петра; митрополит Кирилл Казанский, глубокочтимый православной Русью; архиепископ Илларион (Троицкий), знаменитый сподвижник Патриарха Тихона; архиепископ Пахомий Черниговский; епископ Виктор Глазовский; епископ Варлаам Пермский; епископ Евгений Ростовский; епископ Дамаскин Глуховский; епископ Василий Прилукский; епископ Алексий Воронежский; епископ Иерофей Никольский; епископ Илларион, викарий Смоленский; епископ Димитрий Гдовский; епископ Сергий Нарвский; епископ Максим Серпуховский; Епископы: Гавриил, Аверкий, Нектарий, Феодор, Филипп, Стефан, Петр и др. епископы, находившиеся в ссылке, тюрьмах, политических изоляторах и концлагерях.

Среди протестующих были и лучшие представители священства и светского богословия: профессор Павел Флоренский, профессор Феодор Андреев, бывший президент Петербургского Религиозно-философского Общества, проф. С. А. Аскольдов, проф. А. И. Бриллиантов, известный русский философ проф. М. А. Мейер, известный издатель "Религиозно-философской библиотеки" проф. М. А. Новоселов, проф. В. Н. Финке, диакон-доцент В. В. Финне, известный философ проф. А. Ф. Лосев, профессор С. С. Абрамович-Барановский, проф. Д. И. Абрамович, проф. В. Л. Комарович, проф. А. Н. Колосов, профессор-философ доктор М. Н. Маржецкий и многие другие профессора; замечательные протоиереи: о. Василий Верюжский, о. Сергий Тихомиров, о. Валентин Свентицкий, о. Александр Сидоров, о. Сергий Мечев, о. Викторин Добронравов, о. Никифор Стрельников, о. Николай Прозоров, о. Александр Кремышанский, о. Николай Пискановский, о. Сергий Алексеев, о. Анатолий Жураковский и огромное количество других. (Примечание: фамилии указаны лишь расстрелянных, замученных и погибших). Протесты и мольбы лучших представителей Русского Православия, засвидетельствовавших свое исповедничество — мученичеством — не помогли.

Митрополит Сергий, нарушив основной православный церковный закон, основу основ св. православных канонов (34-е апостольское правило, по которому первый епископ ничего не должен творить без рассуждения всех прочих епископов — отказался (устно, письменно и печатно) внять голосу протестующих и обрушился на несогласное с ним духовенство с самыми страшными прещениями, квалифицируя всех несогласных с его «новой церковной политикой» — «контрреволюционерами», предавая их тем самым на растерзание органов Г.П.У.

После того, как все явно протестовавшие были «ликвидированы» карательными органами богоборческого государства (т.е. были расстреляны, запытаны, сосланы в ссылки)— Истинная Православная Церковь Ушла в катакомбы.

С явным дальнейшим нарушением св. канонов, митрополит Сергий при помощи самовластного советского государства стал патриархом. После его смерти при помощи тех же средств во главе советской церкви (будем теперь так называть) стал «патриарх» Алексий. (Примечание: По вопросу о канонических нарушениях, совершенных советской церковью см. Замечательную книгу — собрание документальных данных — протоиерея Михаила Польского: «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей» 1948 г.).

Советская церковь нарушила не только св. каноны. Она попрала и основной догмат Православия — Догмат о Церкви. Ведь разве к Советской церкви, после всех ее «дел» и «слов» (а «слова» церкви — это ее «дела») применимы слова св. догмата: «Единая, святая, соборная и Апостольская Церковь»? Не звучит ли это теперь кощунством? Ибо нет в ней ни единства, ни святости, ни соборности, ни Апостольского духа.

Не целостное единство, а суммарный конгломерат, не духовный организм «Тела Христова», а лишь формальная церковная организация, в которой нет и намека на святость (ибо святость и принципиальная ложь — не совместимы), ни, главное, Апостольского духа любви и ревности к чистоте и правде — вот что собою представляет понятие нынешняя «советская церковь».

Эта церковь совершила нечто еще более страшное, чем нарушение канонов и догматов: Она изменила Св. Духу, солгав перед всем миром, что в России, именуемой теперь СССР, владычествует не богомерзкое правительство богоборческого самовластия антихристова духа, ненавидящее и гонящее Христа и верную Ему до конца истинную Православную Церковь, а «избранник Господень, ведущий наше отечество к благоденствию и славе».

«Кто может со спокойным сердцем слышать эту постыдную лживую похвалу», написал по этому поводу в своем послании Первосвятитель Русской Зарубежной Церкви митрополит Анастасий, «где человекоугодничество граничит уже с богохульством. В самом деле, — можно ли допустить, чтобы человек, обагренный кровью с головы до ног, покрытый преступлениями, как проказой и глубоко отравленный ядом безбожия, мог быть назван «избранником Господним», предназначенным вести нашу Родину к благоденствию и славе»? «Не значит ли это, — продолжает митр. Анастасий, — возводить клевету и хулу на Самого Бога Всевышнего, Который в таком случае являлся бы ответственным за все зло, которое творится уже много лет на нашей земле большевистской властью, возглавляемой Сталиным»?

«Атомная бомба, — заключает митр. Анастасий, — и все другие разрушительные средства, изобретенные нынешней техникой, поистине менее опасны, чем нравственное разложение, какое вносят в русскую душу своим примером высшие представители гражданской и церковной власти. Разложение атома приносит с собой только физическое опустошение и разрушение, а растление ума, сердца и воли влечет за собою духовную смерть целого народа, после которой нет воскресения».

Какова же природа той «церковной» власти, которая вносит нравственное разложение в русскую душу и, «растлевая ум, сердце и волю», влечет за собой «духовную смерть целого народа, после которой нет воскресения»?

«Советская церковь, — пишет г. С. П. в своей замечательной брошюре «О церкви в СССР» (Париж, 1947 г.), есть учреждение советского противохристианского тоталитарного государства, исполняющее ЕГО поручения, служащее ЕГО целям, не могущее ни свободно судить, ни свободно молиться, ни свободно блюсти тайну исповеди … только тот может считать «патриарха» Алексия «хранителем канонов», кто никогда не читал и не вникал в их глубокий христианский смысл. Этот смысл прежде всего в свободе от человеческого давления «на изволение Духа Святого» и на вдохновенном повиновении Его внушениям…и потому, то, что Алексий может хранить, конечно, в пределах угодных и удобных советской политической полиции, — это традиционная внешность исторического Православия».

Анализируя мотивы и «церковные» соображения Высшей Советской церковной власти, г. С. П. в той же брошюре пишет: «Для чего они это сделали?

Для того, чтобы покорностью антихристу погасить или по крайней мере смягчить гонения на верующих, на духовенство, на храмы; купить передышку ценою содействия большевизму в России и за границей.

Из опасения, как бы антихрист не договорился с Ватиканом об окончательном искоренении Православия; чтобы в борьбе с католичеством иметь антихриста за себя».

«Не подлежит, однако, никакому сомнению, — пишет дальше С. П., — что будущее Православия определится не компромиссами с антихристом, а именно тем героическим стоянием и исповедничеством, от которого они (т. е. представители советской церковной власти) так предательски отреклись».

В заключение г. С. П. выдвигает ясный, точный, простой и убедительный тезис, с которым нельзя не согласиться:

«Православие, подчинившееся советам и ставшее орудием мирового антихристианского соблазна — есть не православие, а соблазнительная ересь антихристианства, облекшаяся в растерзанные ризы исторического Православия».

Всякому непредубежденному русскому православному человеку совершенно ясно, как бы поступил в настоящее время св. митр. Филипп, если бы он был теперь в Москве и возглавлял бы Русскую Церковь. Обличивший православного царя в его злодеяниях, неужели не обличил бы еще более грозного богомерзкого правителя в делах явно сатанинских? Ибо исповедание ПРАВДЫ для православной Церкви не менее обязательно, чем исповедание веры. Путь митрополита Филиппа — путь истинный, а измена этому пути — есть измена самому духу православия.

Верное своему отцу-дьяволу — «отцу лжи», советское государство в основу своей деятельности положило ложь. «Государственно-организованная ложь» — есть явление совершенно новое в истории. «Отделенная от государства» советская церковь пошла по стопам советского государства и явила миру «церковно-организованную ложь». В 10 номере «Журнала Московской Патриархии» архиепископ Александр пишет: «И ныне Москва — сердце России — в миниатюре вся Святая Русь». С этим можно согласиться лишь при условии, что «миниатюра» есть «кривое зеркало». Характеризуя «патриарха» Алексия, этот же архиеп. Александр пишет: «Просвещенный Духом Святым, умудренный святительским опытом, святейший наш своей патриаршей деятельностью свидетельствует, что ныне не время для огненных обличений св. Иоанна Предтечи, а время милосердия, врачевания немощных душ по заветам преп. Сергия Радонежского и Серафима Саровского».

Так пишет в СССР советский архиерей. Но иное думает народ. Вырвавшийся из советского ада, г. Г. в статье «Голос нового эмигранта» пишет: «Народ пришел к убеждению, что великое горе, свалившееся на него, кара Божия за его прегрешения… Оздоровление народа начинается с поднятия религии на такую высоту, на какой она стояла только в первые века христианства. Но для этого необходимо, чтобы пастырь духовный был готов идти на смерть за правду, а не кривить душой…Коммунизм будет побежден не атомной бомбой, а крестом… И Сталин это понял лучше других. Сейчас, как никогда, нужны Минины и Пожарские от духовенства, которые, не дрогнув, пошли бы сами и повели за собой народ, если это будет нужно, на Голгофу во славу Христову. И народ пойдет за такими пастырями, ибо почва готова. Вот почему сейчас наш главный враг не коммунизм, а духовенство, перешедшее к нему на службу, ибо творит поистине Каиново дело…Мы хотим от имени всех русских, проживающих в Италии, обратиться с открытым письмом к духовенству, перебежавшему в лагерь антихриста»…

Ханжеское лицемерие епископа Александра слишком ясно. Почему «ныне не время» для огненных обличений св. Иоанна Предтечи, звавшего к покаянию? Некого обличать? Не за что? Некому каяться? Не следует каяться? А если наше время по преимуществу время милосердия и снисхождения, то почему бы к этому не призвать самого Сталина? Или, быть может, «милосердия и снисхождения» заслуживают ныне только палачи, а не жертвы? — Преподобный Сергий Радонежский и преп. Серафим Саровский никогда таких заветов не давали, ибо учили духу истинной, а не лицемерной любви, которая, именно во имя «милосердия и снисхождения» не исключает и «огненных обличений» — лучшего средства для врачевания душ.

Ханжеское лицемерие, наряду с низкопоклонством и человекоугодничеством, становится самой характерной чертой представителей советской церкви и их защитников за рубежом. Все чаще и чаще они говорят, пишут и декларируют на тему о любви, снисходительности и прощении, о неосуждении, о необходимости прекратить споры.

Этот новый вид «церковного толстовства» с его новой проповедью «непротивления злу» не только насилием, но и обличительным словом — есть самая невыносимая ложь и обман.

В статье «Легенда о Великом инквизиторе» Достоевского («Летописные заметки», Мюнхен, 1947 г.) Иоанн Шаховской (ныне епископ в Америке) написал: «Христос в молчании, которое громче всех восклицаний и значительнее всех философий приближается к своему глубокому врагу и целует его, целует его человечность, сквозь лепет всех его злых и лживых слов. Если бы не было этой любви, кто бы из нас жил? Молчаливая любовь страдающей в мире истины, любовь к нам страдающей от нас Истины, — что может быть прекраснее этого? даже на небе, может быть, не будет этой красоты, ибо там — родной дом небесной красоты. Здесь она странница терпеливая, там она хозяйка мироздания».

Прежде всего для православного сознания совершенно неприемлемы слова: «даже на небе б. м. не будет этой красоты». Так может сказать только увлекшийся поэт, но не православный монах. Красота на небе — Всесовершенная красота, включающая в себя и всю ту красоту, которая является на земле.

Что же касается основной мысли еп. Иоанна, видящего «сверхнебесную» красоту в поцелуе Христом антихриста (ибо Великий инквизитор в «Легенде» Достоевского высказывает идеи антихриста), то она совершенно неправославна. Мысль эта не случайна и является одной из основных мыслей — убеждений экзальтированного поэта-епископа. «Поцелуй» в «Легенде» — это лживая идея рационалиста Ивана Карамазова. Христос никогда не мог поцеловать антихриста, т.к. Истина не может целовать ложь. «Сверххристианская» любовь — есть духовная прелесть. Дьявол может соблазнить тем, что принимает на себя вид «Ангела света»… Сатана может искушать тем, что «Христову правду отрицая», он «высшей правды ждет страстней, чем Серафим, и страшен тем, что, душу искушая, уму он кажется святым». (Минский: «Мой демон»).

Как Христос не может лобызать антихриста, так и истинный православный христианин не может, например, целовать «человечность» Сталина «сквозь лепет его злых и лживых слов». Истинное православие и подлинную Христову любовь мы видим в завете митр. Анастасия: «если увидишь ложь и лицемерие, разоблачай их перед всеми, хотя бы они были облечены в порфиру и виссон». (Речь при наречении во епископа Серпуховского в 1906 году).

«Непротивление злу обличением» — теперь очень распространено. «Никто не спорь, не обличай другого», цитируя пророка Осию, в эпиграфе пишет тот-же епископ Иоанн Шаховской (наиболее «любвеобильный» из всех «только духовных» чад Московского патриарха Алексия) в своем «Церковном дневнике».

Почему не спорить и не обличать? Вообще никогда, или только «ныне», когда «не время огненных обличений св. Иоанна Предтечи»?

Споры и обличения были и будут всегда: и во время жизни Спасителя на земле, и во время «Деяний св. апостолов», и во время Вселенских соборов, и на протяжении всей истории христианской церкви, до самого последнего дня мировой истории, когда придут лжепророки, волки в овечьей шкуре, лже-христы и, наконец, — сам антихрист, которого должно будет обличать и с которым необходимо будет спорить.

Далее, епископ Иоанн Шаховской в своем «Церковном Дневнике», говоря о ревновании к чистоте православной веры, пишет: «к сожалению, оно (ревнование) часто сводится в наши дни к открытому умонастроению, ярко выраженному в Евангелии первой подготовительной к Великому посту недели. Верующие души ёжатся от этих хладных волн и ледяных брызг нашей «непогрешимости». Истина же в том, что все мы сейчас православные люди грешны, и никто из нас не может завертываться в тогу непогрешимости».

Какое отношение Евангелие 1-й подготовительной недели, где говорится о мытаре и фарисее, имеет к нашим спорам и обличениям, продиктованным искренним и горячим ревнованием к чистоте православной веры? Зачем спутывать понятие «обличение ошибок в вопросах веры» с понятием «нравственного осуждения грехов ближнего»? И к чему клевета на исповедников, что они «заворачиваются в тогу непогрешимости»?

Прием этот не нов. Вспомним процесс суда над Максимом Исповедником. Его упрекали в том же, в чем епископ Иоанн упрекает современных исповедников и ревнителей за чистоту веры. Когда мы, члены Катакомбной Церкви, вырвавшись из советского ада, обличаем «патриархов» Сергия и Алексия, за их противоестественный союз с антихристовой властью, а митрополита Феофила и епископа Иоанна за их «сыновний поклон трудам и подвигу (?) патриарха Алексия», то никакого фарисейства здесь нет и ни в какую тогу непогрешимости мы не заворачиваемся. Мы ясно, просто, искренно перед лицом Божиим, из глубины нашей религиозной совести, говорим, что нравственно не можем ни «благодарить» сов. правительство, ни «отрекаться» от исповедников и мучеников, называя их «пособниками черного дела», ни считать «идеальными» отношения прав. Церкви с богоборческим государством, ни радоваться «радостям» гонителей всякой религии, а наиболее прав. Церкви, ни считать Сталина «избранником Господним», как это находит возможным делать, говорить и даже декларировать советская церковь.

Наша религиозная (а вовсе не политическая, как клевещут на нас враги) совесть не позволяет нам не только «сыновне кланяться» трудам и подвигу (!) патриарха Алексия, но даже молча смотреть и слушать, как «кланяются» и защищают советскую церковь другие.

Если мы не правы — обличите нас, ответьте нам по существу, покажите, что мы не правы, но не клевещите на нас, не называйте нас фарисеями. Вовсе не с чувством гордого превосходства, какое вы приписываете нам, а с чувством искренней любви к Истине, и с чувством ужаса и святого гнева перед ложью — мы хотим поделиться со всеми братьями во Христе, нашим трагическим и мучительным опытом лицезрения зла без маски.

Иногда нас, вырвавшихся «оттуда», упрекают в том, что наши оценки советского государства и советской церкви субъективны и объясняются теми психологическими травмами (т. е. страданиями), которые мы там перенесли.

Подобное возражение представляет собою типичную грубую логическую ошибку, именуемую в логике Argumentum ad hominem (подмена логического доказательства психологическим аргументом). Да, мы пережили очень тяжкие страдания за наши обличения насилия и лжи, которые мы видели в теории и практике государства и советской церкви. Но не чувство личной обиды или оскорбления и не стремление к мести за пережитое руководят нашими высказываниями здесь за рубежом. Мы благодарим Бога за пережитый тяжкий опыт, мы повторяем за св. Иоанном Златоустом — «слава Богу за все» и никого не призываем к мести.

Но мы и не можем, и не смеем молчать здесь, где так много еще людей, совершенно непонимающих мистической сущности большевизма и даже не знающих многих фактов, совершающихся «там». Наша аргументация обвинения советского государства и советской «церкви» — обоснована объективными документальными данными. Мы цитируем подлинные слова «патриархов» Сергия и Алексия о «радостях» — «благодарности», «пособниках черного дела», «идеальных взаимоотношениях», «избраннике Господнем».

К этим объективным данным мы присоединяем и наши личные свидетельства, свидетельства верующих православных людей, для которых судьбы православной Церкви дороже жизни, свидетельства нашей религиозной совести перед лицом Божиим. Причем же тут «травмы»? Эти «травмы» (т.е. опытное знание советской действительности) только помогают нам скорее и точнее разоблачить хитро маскирующегося врага. Если «там» мы обличали ложь и насилие, то здесь, за рубежом, мы обличаем ошибки и недомыслия. Такие ошибки и недомыслия мы видим, конечно, не у советских экзархов, (у них мы видим лишь сугубую ложь и предательство) а у тех, кто «только духовно»(!?) признает себя «чадом Московской патриархии», «при условии сохранения полной автономии».

Такие ошибки мы видим, например, у епископа Иоанна Шаховского, который квалифицирует деяния сов. церкви, как «святое и смиренное дело», потому и не находит слов для выражения «достаточной благодарности» «святителям и пастырям земли русской» (благодарящих в свою очередь «избранника Господня» Сталина за его «заботу о православии»).

Недавно нам пришлось встретить одного православного священника, который бежал из вост. Германии, где он пробыл около 3-х лет в «юрисдикции Московской Патриархии». Пока он рассказывал о том, как жестоко пострадали православные священники, не принявшие Московской патриархии, и о том, как после вызова «для бесед» в НКВД (ныне МВД.) ВСЕ православные священники (в том числе и рассказывавший) «не могли не войти в юрисдикцию Московской патриархии», а войдя, уже должны были исполнять и распоряжения МВД. — Его признания звучали, как раскаяние. Кающегося нельзя было ни обвинять, ни обличать за его малодушие. И мы все, слушающие, грустно молчали. Но когда он начал оправдывать себя тем, что он тоже «страдал», ибо ему было «тяжело подчиниться» и что его «нравственные страдания» были больше, чем страдания арестованных и страдавших «только физически», — тогда пришлось его перебить и разъяснить, что «нравственные страдания» подчинившихся антихристовой власти не являются заслугой и оправданием, а лишь законной заслуженной карой «мук совести».

Ставить себе в заслугу «муки совести» — нравственно невозможно. Ибо тогда пришлось бы оправдать и Иудины страдания с его самоубийством. Христианская же нравственность дает нам другой пример — образ, который должен быть образцом нашего поведения после греха отречения от Христа — это образ «горько-плачущего» в раскаянии Апостола Петра.

Защитники сов. церкви иногда указывают на то, что «патриархи» Сергий и Алексий пошли на компромиссы с советским правительством ради церковной икономии, чтобы предотвратить полное уничтожение церкви в России.

Это утверждение глубоко ошибочно.

Православная Церковь до 1927 г. качественно только росла от преследований (как это всегда было и будет, ибо «кровь мучеников — семя христианства»). Советское правительство потому и переменило свою тактику борьбы, что убедилось в непобедимости православной веры только преследованиями и гонениями. «Патриархи» Сергий и Алексий помогли сов. власти в ее борьбе с Церковью. Во время войны, если бы не было компромиссов Сергия и Алексия, советское правительство вынуждено было бы пойти на неизмеримо большие уступки чистой и бескомпромиссной Церкви мучеников и исповедников. Глубоко верно и справедливо пишет один зарубежный Архипастырь («Письмо пастыря пастырю», 1947 г. Париж) по этому поводу: «Вследствие компромисса с властью митрополита Сергия и полного порабощения патриарха Алексия, власть продала свои уступки церкви страшно дорогой ценой, проникнув в самый аппарат внешнего управления церковью. Теперь советская власть может, не отказываясь от своей основной задачи — борьбы с религией, продолжая осуществлять ее, в то же время позволять восстанавливать храмы и монастыри, позволять богомольцам наполнять эти храмы. Вожжи всего руководства этими храмами, этими монастырями, этими богомольцами находятся всецело в руках советской власти через совершенно покорный ей церковный административный аппарат».

Если бы все епископы в 1927 году последовали за митр. Сергием — православная вера была бы на глубоком ущербе. Только благодаря исповедничеству и мученичеству, главным образом епископата, не пошедшего за митр. Сергием — в СССР до сих пор существует непобедимая и неискоренимая Катакомбная Церковь, духовно питающая истинно православных людей.

Советская пропаганда пыталась убедить весь мир в том, что никакой Катакомбной Церкви в СССР не существует, и кое-кого убедила в этом.

Отрицать наличие Катакомбной Церкви — значит совершенно не знать и не понимать того, что происходит сейчас на нашей родине. Если не подлежит никакому сомнению, что ненавидящих советскую власть в СССР большинство, то еще более ясно, что большинство истинно верующих православных людей не признает советскую церковь. Указание на переполнение храмов — не опровергает сказанного выше. Советские храмы переполнены потому, что слишком мало вообще теперь имеется храмов в СССР, в то время как количество верующих, несмотря на все усилия и хитрости антихристианской пропаганды, во время войны и после необыкновенно увеличивалось.

Требование точных сведений о Катакомбной Церкви с указанием имен и мест — есть или крайняя наивность, или крайнее недомыслие, или чистая провокация. В «тайных» (мы их называем катакомбными) церквах имеются и тайные епископы, и тайные священники, и тайное монашество, но их слишком мало для того, чтобы окормлять всех, не могущих ходить в Алексеевские храмы. Поэтому тайные церковные богослужения происходят редко. Но общие молитвы (иногда их называют сборами «на свечу») главным образом с чтением акафистов происходят очень часто и охватывают огромное количество молящихся.

Кроме того, Катакомбная Церковь восстановила обычай первых веков христианства периода гонений, разрешив благоговейно хранить у себя в домах частицу Св. Даров, чтобы иметь возможность причаститься в минуту смертной опасности и перед пытками. Вся полнота несказанной духовной красоты Русской невидимой, тайной Катакомбной Церкви станет явной миру только тогда, когда сгинет с нашей родины богомерзкое советское государство и порабощенная им духовно — советская церковь.

«Свободы молитвы и проповеди» в советской церкви нет. Советская церковь требует полной лояльности к советскому государству. Эта «лояльность» понимается весьма своеобразно. Так, например, нельзя говорить правду о том, что происходит в СССР, ибо это будет «политическое преступление». нельзя критиковать атеизм и материализм, ибо это будет тоже «политическое преступление». Нельзя критиковать и не признавать советскую церковь, ибо и это тоже будет несомненно «политическое преступление».

Участие в Катакомбной Церкви необычайно сурово карается. Молиться можно только за успехи государственной власти (т.е. за успех богоборческого самовластия). Молиться же о смягчении злых сердец, о вразумлении заблудших или от избавления церкви от гонений категорически запрещено. Также запрещено молиться за находящихся в тюрьмах и ссылках. За гонителей молиться можно (лишь об их успехах). А за гонимых нельзя. Антирелигиозные лекции происходят в СССР повсюду, но апологетические дискуссии запрещены. В ответ на заявления пропагандистов атеизма: «наука доказала, что Бога нет» — священники не имеют права возражать, а их молчание объясняется этими же пропагандистами, как «бессилие темноты и невежества в борьбе с наукой».

Советская церковь подчиняется этим наглым требованиям и молчит. Но ведь тогда, воистину, «молчанием предается Бог».

Несмотря на кошмарный террор, среди истинно и твердо православных верующих людей иногда находятся такие, которые не могут соучаствовать в постоянной лжи, особенно когда эта ложь насилует их религиозную совесть (например, признание Сталина «избранником Господним»). Такие православные люди хотят быть исповедниками и мучениками за веру Христову. Но тогда советская церковь начинает их клеймить «политическими преступниками» и «пособниками черного дела», ибо исповедничество и мученичество в богоборческом советском государстве запрещается не только государством, но и «отделенной» от него советской церковью.

После всего вышесказанного о природе и характере советской церкви вполне естественно возникает вопрос: благодатна ли эта церковь?

Посмотрим с особым вниманием, что говорится в защиту благодатности советской церкви. «Патриарха» Алексия признали (!?) все Восточные патриархи, следовательно, он прав, и возглавляемая им церковь благодатна», — говорят одни.

Вопрос о признании советской церкви Вселенскими патриархами неясен. Общение последних с Московской патриархией, по нашему глубокому убеждению, основано на незнании, на непонимании Восточными патриархами сущности советской церкви. Ошибки Восточных патриархов в отношении к св. патриарху Тихону ныне яснее всего показывают, что и дальнейшее общение Восточных патриархов с советским государством не гарантировано от новых ошибок. Если мы видим ошибки и недомыслия в отношении к Московской патриархии со стороны Русского Епископата (например, группы м. Феофила), то ошибки более далекого в духовном отношении стоящих от русской жизни восточных патриархов — тем более возможны.

Общение, основанное на незнании истинных фактов, еще не есть признание. Одним словом, повторяем, вопрос о признании еще не ясен.

Но если бы и все восточные патриархи признали ложь за Истину, ложь от этого не стала бы Истиной. Истина не перестает быть истиной от того, что от нее отрекутся «даже избранные», и, может быть, отрекутся даже почти все, что, возможно, будет в последние дни. («Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле»? Лк. 18, 8). Поэтому, памятуя пример св. Максима Исповедника (против которого были и «собор», и патриархи, и император), мы не можем признавать только формального подхода к разрешению религиозной Истины достаточным.

Гораздо серьезнее и сильнее, на первый взгляд, представляются другие соображения в защиту благодатности советской церкви.

Эти аргументы следующие.

Измученный, исстрадавшийся, несчастный русский народ идет в советские открытые храмы, чтобы получить там утешение. Вот ради этих многомиллионных народных масс, приносящих в церковь веру, свои молитвы, свои скорби, свои слезы, может быть, и сохраняется в советской церкви благодать, и совершаются таинства, несмотря на то, что Высшая церковная иерархия погрешила, войдя в компромисс с сов. государством. Приходящие в советские храмы слышать богослужения, на которых читают Евангельские слова, молятся на чудотворные иконы, умиляются дивным церковным песнопением, каются в грехах и со страхом Божиим подходят к Св. Чаше, чтобы приобщиться Св. Таин. Ради них, ради этих простых верующих людей, не разбирающихся в сложных и тонких богословских вопросах, не понимающих и часто ничего не знающих о юрисдикционных разногласиях у духовенства, может быть, и совершаются Св. Таинства. Неужели милосердый Господь не даст этим простым, наивным, бесхитростным, просто по детски верующим людям никакого утешения?

«Не надо нам никаких политических рассуждений, не надо нам никаких разъяснений об юрисдикциях, а расскажите нам, батюшка, лучше о Горнем Иерусалиме», - говорят иногда эти простые верующие люди (по свидетельствам одного священника).

«На Страшном Суде Господь спросит нас не об отвлеченных истинах, а о том, посещали ли мы больных, в темницах сущих, одели ли нагого, накормили или напоили голодного и жаждущего», — говорят другие. (Слова одного «просто верующего» профессора).

Попробуем ответить на все эти возражения.

Прежде всего: благодать и совершение таинств не зависят от «достоинства или недостоинства» воспринимающих их. От «достоинства» или «недостоинства» зависит лишь действия этих таинств на их души. Для чего же были установлены св. каноны и св. догматы? Для чего шла борьба с ересями?

В безблагодатной церкви благодать не появится только от того, что в эту церковь войдут верующие, но обманутые люди. В «живую» и «обновленческую» церковь тоже ведь иногда заходили «простые верующие люди», не разбирающиеся в «богословских тонкостях» и ничего не понимающие в вопросах юрисдикций. Неужели ради них там совершались св. таинства?

Если «измученный, исстрадавшийся, несчастный русский народ идет с великой скорбью и слезами, с жаждой утешения в советские храмы», то он, конечно, утешение там получает. Но какое это утешение? Духовное или душевное? Благодатное или просто психологическое? Утешение через св. таинства благодати или через простой моральный «катарсис»?

Ведь и исповедь может быть только психологической (которую изучает психоанализ), а может быть и таинством покаяния. Можно молиться и плакать, и сокрушаться о грехах у себя дома, и получать от Бога и утешение, и умиление, и прощение многих прегрешений. То, что зависит от самого человека, от силы его молитвы и искренности покаяния, он получает как дома, так и в безблагодатной церкви.

А вот того, что зависит от благодати св. таинств благодатной Церкви и ее иерархии — он в советской церкви, если она безблагодатна, получить не может.

Советская церковь сохранила не только одежды Русской Православной Церкви (внешний вид храма, внешнюю сторону богослужения), но и тело ее (обрядовая сторона и формальная церковная организация) и даже душу ее (душевные переживания молящихся), но не ДУХ Православия, дух Христовой правды, который животворит душу и тело. А ведь сказано: «Духа не угашайте» (1Фес. 5, 19).

Безблагодатная церковь страшна не для душевных людей (ибо они получают то душевное утешение и удовлетворение, которого они только и ищут), а для духовных, которые ищут чисто духовного благодатного утешения в св. таинствах — и не находят.

Душевные слезы приносят и душевные утешения в советских храмах. Эстетические восприятия благолепия храма и прекрасного церковного пения — приносят и эстетическое услаждение в этих храмах, но духовные слезы, жаждущие таинственной благодатной помощи свыше — утерты в советской церкви быть не могут.

Вот почему люди духовные, «живущие в церкви», а не заходящие в нее только — духовно задыхаются в советских храмах, потому что не могут не чувствовать лжи и обмана, фальши и других мерзостей духовного «запустения» на святом месте.

Указание на то, что «простые верующие люди» не разбираются в сложных богословских вопросах и юрисдикционных тонкостях — не является ни заслугой этих «просто верующих», ни защитой благодатности советской церкви.

Для понимания и ощущения благодатности вовсе не требуется непременно быть образованным в богословских и философских вопросах. Наоборот, слишком большая образованность часто даже мешает человеку понять простоту благодатной Истины (как это мы видим на примере Бердяева, Мережковского и др.).

Честный, целомудренный ум, не полагающийся на себя, а питающийся умом Христовым, и чистое любвеобильное Христовой любовью сердце — вот православные условия трезвенности и рассуждения, помогающие верующему церковному человеку правильно разбираться решительно во всех вопросах.

Кто «живет в Церкви» и дышит ароматом ее таинств, кто имеет в себе хоть каплю духовности, тот не может не разбираться как в «сложных богословских вопросах», так и в «юрисдикционных тонкостях», ибо в этих-то тонкостях и определяется — где Истина и где ложь.

Отмежевываться принципиально от всякой политики истинно православному человеку также нельзя, ибо религия и политика в настоящее время органически слиты. Вопрос — со Христом или против Христа имеет ныне политическое значение, ибо обязывает протестовать против тех политических систем, которые главной своей целью ставят уничтожение христианства.

Кто отрицает в настоящее время необходимость политических рассуждений и юрисдикционных разъяснений, — тот отрицает необходимость различать дух истины от духа лжи, тот отрицает необходимость обнаруживать волков в овечьей шкуре и узнавать — где Христос и где антихрист.

Ведь вся деятельность антихриста будет носить непременно и политический характер, хотя бы потому, что без политической власти он не сможет завершить своего дела. Путь «к Горнему Иерусалиму» начинается на земле, где даже величайшие святые не отрицали необходимости христианской политики и лично всегда принадлежали к строго определенной церковной ограде, которая ныне называется «церковной юрисдикцией».

На Страшном Суде Господь спросит не только о том, накормили ли вы голодного, но главным образом, о том, во имя кого и для чего вы это сделали: для Бога, для собственной славы или в интересах антихриста? Ведь если вы, подобно коммунистам, будете кормить только тех голодных, которые ради хлеба земного отрекутся от Хлеба Небесного, — то какая вам за это будет награда от Господа?

«Дух дышит, где хочет». Всемогущий Господь может, когда захочет, нарушить и «естества чин». Благодать Духа Святаго может проявиться везде. Дети играли в св. Евхаристию — и Дух Святой совершил вдруг св. таинство. Смеясь и глумясь над христианами, пародировал св. таинство крещения один язычник в цирке, и вдруг — св. таинство совершилось (Св. Перфурий). Господь может сотворить чудо и в советской церкви — и совершить там св. таинство Евхаристии. Но ни детскую игру, ни цирк, ни советскую церковь мы не можем от этого признать постоянным благодатным учреждением.

Зная сущность советского государства (дух антихриста) и сущность советской церкви (сотрудничество с антихристом), мы не смеем не усомниться в благодатности этой церкви. А может ли православный христианин подходить с сомнением к св. Чаше? Но почему мы говорим «сомневаемся», а не говорим просто: «нет»? Потому что в защиту возможности сохранения до некоторых пор благодатности и в советской церкви — имеется еще одно соображение. Это соображение высказано одним из замечательнейших современных Архипастырей (См. «Письмо пастыря к пастырю», Сборник «Троица» 1947 год, Париж).

«Жизнь церкви всегда является процессом … Когда Церковь Христова выделялась из церкви ветхозаветной, это тоже был длительный, имевший много этапов процесс. Анна и Каиафа, с одной стороны, апостолы и их ближайшие последователи, с другой стороны, это были сразу обозначавшиеся вехи двух противоположных станов. Но в Синедрионе были Иосиф Аримафейский, Никодим и Гамалиил, ставшие потом мучениками Христовыми, и сами апостолы каждый день единодушно пребывали в храме (Деян. 2. 46), а это был храм, руководимый Анною и Каиафою, и это уже было после Пятидесятницы, т.е. когда апостолы были уже преисполнены Духом Святым.

Вопрос, решаемый этими процессами, предлежит каждому человеку. «Патриарх» Алексий и его ближайшие сотрудники явственно разрешили его для себя: они — в полном, совершенно недвусмысленном исповеданном единении с богоборческой властью и против мучеников Христовых. Но прочие, весь этот народ, наполняющий церкви, разве они за одно с «патриархом» в этом вопросе? Нет, они не участвуют в совете и делах их, не участвуют в делах патриархии, т.е. в той черной стороне ее дела, которая связывает ее с врагами Божьими и отделяет от Христа. И если формально они не отъединяются от патриарха и его клира, то это только по внешним причинам, по незрелости этого дела в данный момент, как апостол Иоанн, тот самый, который потом назовет не принявшую Христа синагогу «сборищем сатанинским», первоначально вместе с апостолом Петром ходили в нее для молитвы» (Деян. 3, 1).

Соображения, высказанные здесь, чрезвычайно серьезны. Что отпадение церкви от Бога и превращение ее в «сборище сатаны» есть процесс, с этим нельзя не согласиться. Но советская церковь встала на путь, который ведет ее к этому «сборищу» — в этом не может быть никакого сомнения. Церковь, находящаяся в «идеальном» отношении с государством богоборческого самовластия, ставящего своей основной задачей антихристово дело; церковь, отрекшаяся «от столпа и утверждения» Христовой правды — исповедничества и мученичества и зовущая нас на «подвиг» человекоугодничества и кощунственной церковно-организованной лжи; церковь, именующая вождя мировых антихристианских сил — Сталина «избранником Господним», — безусловно встала на тот страшный путь сотрудничества с антихристом, который ведет ее к превращению из церкви Христовой в «сборище сатанинское».

Это приводит нас в ужас. И мы, православные русские люди, не предрешая окончательного суда над советской церковью, суда, который, по «произволению» Св. Духа вынесет в свое время Русский Православный Собор, должны ясно и определенно сказать: от какого бы то ни было общения с советской церковью мы отказываемся, ибо сомневаемся в ее благодатности.

(Андреев И. «Благодатна ли советская Церковь?», Джорданвилль, 1948 г.; «Православная Русь». 1948, № 17-19).