Петр Лопухин

О СИМФОНИИ ПРАВОСЛАВНОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ

По православному мировоззрению спасение человека — вечная блаженная жизнь с Богом — возможно через приобщение Господу Иисусу Христу и Его Богочеловеческой жизни, начатой Им в Самом Себе на земле.

Церковь, — единство ангелов и людей с Богом, основана Господом Иисусом Христом и она есть спасительная жизнь («созижду Церковь Мою»). Господь Иисус Христос Ее глава и основа (камень во главе угла).

Государство есть явление земное. Государство есть общественная жизнь людей, управляемая властью. Государство есть плод сознательной и целеустремленной деятельности человека. Государство не есть некое самостоятельное явление или бытие, от людей независимое. Нет: оно есть фикция: его как самостоятельного ни от кого независимого явления нет. Оно есть плод человеческой деятельности и можно сказать, что вот эта деятельность, сознательная и целеустремленная в определенных рамках — есть государство.

Это важно установить, чтобы понять, что и эта деятельность и плод ее — собственно государство — отнюдь не есть явление оторванное от всей человеческой жизни и имеющее свои законы жизни. Нет — это та же человеческая жизнь и деятельность, но в определенной области и условиях и поэтому она должна направляться теми же принципами, какие направляют, или должны направлять по православному сознанию всю человеческую жизнь и значит деятельность.

Человек, в его земной жизни, с печатью греха — смертность, болезни, грешные стремления, страсти и прочее — призван к обновлению нравственному в стремлении к Богу («стучите, просите»), призван к спасению — к Богообщению, воплощением Господа Иисуса Христа.

В Господе Иисусе Христе Божеское и человеческое начало соединились навсегда «неслиянно и нераздельно».

Такое соединение, возможность его, определяет норму возможного и правильного, а потому должного, взаимоотношения Божеского и человеческого начала. Норму взаимоотношений Церкви и государства.

Они должны существовать также «неслиянно и нераздельно». Церковь не должна сливаться с государством, никогда не брать на себя государственной деятельности, также как государство никогда не должно брать на себя дел и прав Церковных.

Всякое отклонение от этого принципа есть всегда явление анормальное, ошибочное, временное, случайное, а при упорстве и длительности — уродливое. Такие отклонения в ту или иную сторону бывали в истории много раз, но Православное сознание или совесть, если иногда и извиняло их, всегда понимало как явления анормальные. Сливаться они не могут. Православное сознание говорит «Святая Церковь», но никогда не скажет «святое государство». Выражение «Священная Римская Империя» — есть термин слиянности, эта мысль и выражение не православная, — католическая. «Святая Русь» не есть Россия как государство, а народная-национальная жизнь в духе Православия. Религиозно настроенная общественная жизнь, но не государственная. Митрополит Антоний говорил, что только в редкие моменты, например на коронации, когда Царь склоняется в земном поклоне перед Богом и Церковью, Россия сливается со Святой Русью и тогда духовный восторг охватывает верующих.

Но не сливаясь, Церковь и государство не должны жить «раздельно». Православное сознание такое раздельное существование понимает как отклонение от нормы, от «правды Божией».

«Вся предана Мне Отцом Моим» — вся жизнь должна подчиняться Закону Божественному. Нет такой области жизни в которой человек был бы по праву свободен от Бога и Его закона. Нет: всегда, во всех областях жизни человек стоит перед Богом. Православное сознание с благоговением и духовным восторгом думает о «воплощении» Господнем, его полном соединении с человечеством. Грешный мир призван к приобщению жизни Богочеловеческой. К Преображению. Государство — деятельность грешного человека, плод его деятельности, ума и воли, — через человека также призвано к облагорожению, к участию в Богоугодном деле. Оно может служить нравственным ценностям. Государство может быть отнюдь не только технической организацией для защиты жизни или удовлетворения жизненных материальных потребностей. Оно может иметь более высокие задачи, оно может создавать условия для развития жизни в том или ином направлении. Может создать такую общественную жизнь, что в ней будут понятны и привычны нравственные понятия — правды, милости, честности, будет уверенность, что зло не будет торжествовать. Может создавать такие условия жизни, в которых нет препятствий человеку идти путем спасения. Нет победного соблазна.

Поэтому ни государство не должно жить отчужденно — раздельно от Церкви, по своим светским, лаическим законам, ни Церковь не должна отделяться от человеческой деятельности, от государства: Церковь не может не только одобрять такую раздельную жизнь государства, но не может и мириться с таким отклонением государства от путей Божиих, от правды Божией, такой отчужденностью от «Единого на потребу».

Мысль о раздельном существовании — мысль протестантская, подсказанная непониманием Боговоплощения, непониманием «неслиянности и нераздельности» — подсказана неверным, неправославным, пониманием Господа Иисуса Христа, Его Церкви, и Спасения.

Государство строится сознательно и целеустремленно. Сознание и волю государства представляет государственная власть.

Власть всегда руководствуется тем или иным пониманием добра и зла, той или иной философией. Если даже какая власть скажет, что она вообще не хочет руководствоваться никакой философией, то и такое заявление уже будет философией.

Православие хочет, чтобы государство признавало своей задачей защиту Церкви — защиту возможности существования в этом государстве новой Богочеловеческой жизни, начатой Господом Иисусом Христом в Самом Себе и созданной Им ради этой спасительной жизни Святой Церкви. Чтобы государство стремилось создать условия благоприятные для жизни Церкви, для жизни и спасения Христианина. Православие хочет, чтобы государство установило, как сказано, правильные и возможные отношения к Церкви, чтобы оно стремилось существовать с Нею «неслиянно и нераздельно».

Это правильное отношение исторически осуществлялось в так называемой «Симфонии» — созвучии, Церкви и государства. Симфонии не только в мировоззрении, но и в нравственном сближении: не отвлеченные взгляды, но и жизнь и деятельность соответственно с ними — Симфония требует сознания и воли. В государстве их выражает власть. Симфония «царства и священства».

Исторически симфония началась со времени Константина Великого. Это ее фактическое начало, первые шаги, первое, еще неясное, проявление сознания и воли к симфонии. Это было огромным человеческим достижением, новое в истории мира, и Церковь с радостью благословила это начало. В течение многих веков православная мысль развивает идею симфонии и никогда не отступала от этого принципа. В течение всей тысячелетней истории линия взаимоотношений Православной Церкви и Православного государства постоянно изгибалась, теория и практика не совпадали, взаимоотношения неустойчивы, как вся человеческая жизнь, отклоняясь то в одну, то в другую сторону.

Но тем не менее магистраль исторического направления, главная мысль его определяющая, философская и практическая директива, в Православном сознании была, есть и будет — «неслиянность и нераздельность» Божеского и человеческого в земной жизни, Церкви и государства.

Под влиянием этой тысячелетней, неизменной, православной философии строилась государственность и в Православной Византии и в Православной России. В истории много примеров отклонений от указанной магистрали, много непонимания принципа и пути, много страстей и заблуждения и тем не менее снова допрошенное православное сознание снова подтвердит верную магистраль и ее неизменность и скажет что надо искать ее, а не отклонения от нее.

Исторически Симфония осуществлялась через Царя: он выражал сознание и волю государственной власти руководствоваться православным мировоззрением в своем отношении к Церкви и в своей деятельности.

На коронации Царь приносил обет верности Православной вере.

В ответ на это Церковь благословляла его и его власть.

Не Церковь давала ему власть: на коронацию он приходил уже Царем. Но Церковь благословляла его власть, его стремление к симфонии и совершала над ним Таинство Миропомазания, давая ему тем благодатные силы на Царское служение.

В этом сущность этого Таинства: им даются именно силы, но от человека-Царя зависит воспользоваться ими или нет. Отнюдь нельзя понимать, что вследствие этого Таинства все, что делает Царь, имеет Божественную санкцию, Божие благословение, что он становится представителем Бога и «высших Божественных сил» (как говорит Л. Тихомиров), что таким образом через Царя правит Бог и осуществляется Теократия. Таково одно из неправильных толкований Симфонии. С православной точки зрения, оно неверно прежде всего потому, что такое толкование приписывает Таинству магическую силу, вне зависимости от воли человека над которым оно совершено. На самом деле Благодать Божия оказывает влияние на человека, в соответствии с его желанием Благодатной помощи. Таинство не может спасать человека «если он не соблаговолит быть спасаемым».

Благословение Церковью Царя и его Царской власти и Таинство Миропомазания совершаемое над Царем часто толкуется как доказательство, что такая Царская власть и вообще монархическая или единодержавная власть есть Богоустановленная форма Власти.

На самом деле Церковь благословляет не «форму власти», а определенное отношение власти к Божественному закону.

Совершенно ошибочна попытка доказать Богоустановленность монархической власти ссылками на Библейские источники. На самом деле Библия говорит, что народ Израильский требовал у пророка Самуила поставить им Царя, «как у прочих народов» — властителя неограниченного — и это требование таких царей, вместо Богом руководимых Судей, крайне пророка огорчило. Но Господь ему сказал: «не тебя они отвергли, но Меня». Однако приказал поставить им Царя (причем говорится «в гневе Бог дал Царя»), но Царя не такого, какого желали, не царя властителя с ничем неограниченной абсолютной властью, но такого какой «списал бы себе этот (Божественный) закон и читал его каждый день».

Таким образом, вместо абсолютной власти царя-властителя, вместо такой государственной власти, вводится новое понятие нравственно ограниченной власти, дается новая религиозная философия власти. Благословляется не сама монархическая власть, а определенное отношение власти к Богу и к Божественному закону.

Мысль о Богоустановленности монархической формы власти, попытка догматизировать саму монархическую власть — совершенно неправославна. Можно много найти выражений у больших православных авторитетов, дающих основание для такого понимания. Но всегда при внимательном изучении таких мест видно, что такие выражения — поэтические образы, псалмы хвалебные, выражение восторга вызываемого православной симфонической властью, но это отнюдь не догмат веры и никогда, никто эту мысль и восторженные слова в качестве догмата не толковал.

Царская власть приводила в восторг Прп. Серафима, он говорил, что «в очах Божиих нет лучшей власти, чем власть Православного Царя» и говоря это он был в восторге и всплескивал руками.

Митрополит Антоний про ту же власть говорил: «она не догмат, но лучшая власть по соображениям нравственно-практическим».

Св. Иосиф Волоцкий категорически отвергал мысль о самоценности самой монархической власти, и подчеркивал, что ее ценность определяется отношением к Божественному закону, говоря, что если царь неверующий богохульник, то «таковый царь не Божий слуга, но диавола, не царь, но мучитель».

Митрополит Антоний выражал ту же мысль словами: «моя верность Царю определяется его верностью Христу».

Богоустановленной формы государственной власти и государственной жизни, по православному сознанию, не может быть. Господь Иисус Христос ни слова не сказал об этом. Единственное сказано на соседнюю тему: «Воздавай Богу Божие, а кесарю кесарево». Смысл этого — живите государственно, но как строить власть, какая форма власти и государственной жизни должна быть, — об этом не сказано ни слова.

Господь Иисус Христос явно исключил из своей проповеди все касающееся устройства государственной или правовой жизни («кто поставил Меня делить вас»).

Спаситель определенно и ясно указал, что Его проповедь имеет в виду только внутреннюю жизнь человека, только Царство Божие, которое «внутрь вас есть».

Царство Божие не приходит «приметным образом» — оно не имеет внешней формы. При такой ясности и точности выражения, как можно говорить о Богоустановленной форме власти или жизни!

Мысль о Богоустановленной форме вообще может придти поэтому не от религиозного сознания и во всяком случае не православному сознанию. Она может явиться на путях веры в культуру, прогресс, или при неправославном представлении, что «Царство Божие на земле» подразумевает некую совершенную социальную форму, должно придти — вопреки словам Спасителя — приметным образом.

Таким образом православная монархия не может быть такою ценностью, что тем самым что она существует исполняется Божественная воля, не есть ценность сама по себе и нету догмата о монархии. Поэтому она не есть цель. Но раз так, то ее ценность может быть только в том, что она есть способ осуществления Богом благословенного и указанного отношения власти к Богу и Его закону, способ осуществления симфонии.

Отрицая Богоустановленность монархической власти, нам надо уяснить себе почему именно эта власть более всех иных призвана осуществить Симфонию.

Мы видели, что она требует «верую и исповедую» власти. Призвана знать не только мировоззрение православной, но и ту внутреннюю жизнь людей, руководимую Церковью, которую она призвана охранять. И не только охранять Церковь, в смысле предоставления ей права существования, но и устанавливать условия жизни, среди которых может она существовать. Ощущать, что нужно для ее существования, ощущать какие обстоятельства и соблазны разрастаются и угнетают и искушают душу победностью своего безнаказанного бытия, победностью торжествующего зла.

Отсюда становится ясно, что для осуществления симфонии отнюдь недостаточно ее теоретического и принципиального признания и декларации, нужно еще внутреннее ощущение и познание, нужно ощущение добра и зла, и деятельность полезная и нужная для симфонии.

Но ощущение добра и зла, различение их, совершается совестью человека в глубине его внутренней жизни.

Для симфонии нужно, чтобы власть была у человека, а не у коллектива. У живого человека, у совестной личности, а не у юридического лица, у фикции, лишенной нравственного сознания, совести и ответственности.

Существенная черта монархизма — очеловечение власти. Ее осуществляет человек, а не аноним — коллектив, партия, парламент, у которого нет нравственной ответственности.

В православной монархии власть связывается глубоко с личностью человека, с его личной внутренней жизнью. На коронации государь всенародно исповедует свою веру, свое понимание смысла жизни, свою философию, какой он будет руководствоваться в своем Царском служении. Приносит обет верности вере и Церкви.

Обет на всю жизнь. Такой обет может принести только тот, для кого содержание обета составляет неизменное верование на всю жизнь и обет можно принести только свободно и искренно. Иначе это обман и кощунственная формальность. Обет верности вере нельзя принести на время, например на время моего держания власти. Он имеет смысл только когда выражает сущность данной личности, а не является временным обязательством, юридического характера в гражданском обороте, где нет вопроса о нравственной ответственности, о внутреннем познании добра и зла.

Итак обет связывается с нравственной ответственностью за исполнение его. Так вводится в самое существо власти православного Царя и его деятельности то нравственное ограничение власти, о котором говорено выше.

Обет можно принести только свободно, только свободная, нравственно ответственная личность может его дать. Обета не может принести человек не свободный, зависимый в своей жизни и деятельности от иной силы.

Вот почему православное сознание хочет, чтобы симфонию осуществлял Православный Самодержавный Царь.

Так глубоко, так кардинально ввести нравственное начало в самый источник власти, а не только в виде руководящей инструкции, так связать власть с самим бытием нравственной личности — ибо нарушение обета, бессовестность, убивает ее — так создать некий особый вид нравственно ограниченной власти, можно именно и только в Самодержавном Православном Царе.

Этого нельзя осуществить, когда власть несвободна, несамодержавна, а от чего то зависит. Этого нельзя осуществить в демократии, где власть зависит от большинства. Тогда носитель власти не может принести обета верности Божественному закону, ибо не знает чего пожелает от него завтра властвующий над ним аноним.

Обет приносимый Царем на всю жизнь, выводит вопрос об отношении к Божественному закону из сферы благочестивых настроений Царя. Даже если у него и его друзей это настроение утратится, остается долг, суровый долг и присяга, которая нравственно держит людей и в тягчайших испытаниях.

Исповедание Царем веры на коронации и его земной поклон Церкви, преклонение Царской воли перед Богом и Его законом и в ответ на это поклон всех находящихся в храме Царю, подчинившемуся Богу, вообще вся коронация, все что на ней делается, есть выражение глубочайшего понимания власти, ее идеи, знания человека и глубочайшей мудрости.

Современное лаическое государство, не знающее покорности Божественному закону именно поэтому враждебно относится к Православному Монарху. Сторонники лаического государства не понимают православных желающих Царя и Царства и им представляется, что они хотят Царя только чтобы ему подчиняться и никогда не поймут, что Царя призывают на великое служение Симфонии и православные хотят служить ей вместе со своим Царем.

Лаическое государство находит для себя соответствующую форму в демократии, которая принципиально не может не быть лаической, ибо не может подчиниться ничему, потому что подчинившись и признав религиозное начало высшим авторитетом, оно должно отказаться от абсолютной власти большинства. Демократия есть всегда лаическое государство! И если исповедание демократических принципов иногда уживается и с монархией, то только с такой, где религиозное начало хотя и признается, но монарх лишен возможности действия по своему религиозному сознанию, где монарх «царствует, но не управляет», и где на самом деле царствует обман.

Итак Церковь благословляет симфонию, которая есть по преимуществу проблема государства — его верую и исповедую, выражение воли и сознания.

Есть попытка (проф. А. В. Карташова) дать иное понимание симфонии в современных условиях жизни. Признавая руководящим, при рассмотрении данного вопроса, принцип «неслиянности и нераздельности» и обязательности его для православного сознания, автор утверждает, что теперь настал «эон» лаического государства и это не может быть изменено и значит теперь власть государственная не может осуществить симфонию. Считая, что в современных условиях вообще государство не имеет прежнего значения и положения единственного творца жизни и культуры, что такими творцами теперь в значительной степени являются коллективные образования, развивающиеся в условиях современного правового, лаического государства, автор считает, что теперь симфония должна устанавливаться не с государственной властью, а с этими коллективами. В таком понимании вопроса характерно то, что здесь проблема Симфонии рассматривается не как проблема государства, «верую и исповедую», а как проблема Церкви и ставится вопрос как Церковь должна действовать в условиях современного лаического, правового государства. Отвечая на такой вопрос автор говорит, что положение небезнадежно, что пользуясь условиями правового государства, Церковь может влиять на общество и через коллективы, находящиеся и под ее влиянием, может создавать условия в которых она может существовать.

По этому поводу надо сказать, что Церковь может существовать при всяких условиях, даже находясь в гонениях и ее существование отнюдь не обусловлено определенным государственным строем. При всех условиях Церковь должна нести свою проповедь и воспитывать православное сознание. Труднее или легче ей делать это, вопрос другой, но задача остается всегда та же.

Но дело проповеди, приобщения к Церкви, распространение Церковного сознания нельзя называть симфонией. Проповедь предшествует симфонии, последняя есть следствие усвоения православного сознания. Государственная власть, усвоив его, отвечает готовностью установить симфонию. Уменьшение значения государства теперь вообще, (при всей спорности этого утверждения, ибо законодательство, суд, сила у государства остаются) — во всяком случае не меняет идеи симфонии.

При этом надо отметить, что предлагаемая симфония Церкви с общественными организмами, как учение, имеет иную по сравнению с симфонией (в нашем понимании), нравственную сторону, другой характер нравственных настроений, соответствующих данной идее. Вместо «верую и исповедую» государственной власти, вместо мужественного подвига верности и служения, вместо присяги, — здесь придется иметь дело с общественными течениями и настроениями. При этом каковы бы они ни были, они должны иметь место в лаическом государстве, симфонии и Божьего Закона непризнающим и самым своим существованием проповедующим, что Симфония не нужна, что государственная власть живет по своим законам и философии, не имеющим ничего общего с религиозным сознанием.

Можно предполагать, что если общественные организмы, желающие быть в симфонии с Церковью, действительно этого искренно желают, а не удовлетворяются своим идеалистическим настроением, то они пожелают добиваться, чтобы лаическое и чуждое им государство, усвоило их сознание и установлением симфонии засвидетельствовало это.

Эти соображения подкрепляют мысль, что симфония есть по преимуществу проблема государства. Это его идея, сопряженная с нравственным настроением мужественного подвига и служения.

+ + +

Для более ясного понимания симфонии и симфонического государства, полезно обратить внимание на взаимоотношения власти и народа — людей подчиняющихся власти при разных видах ее, продумать не только психологическую, но и нравственную сторону того или иного государственного принципа. Тема эта конечно очень большая, но полезно хотя бы коснуться ее.

Прежде всего остановимся на теократическом принципе и здесь необходимо отметить, что иногда совершенно ошибочно считают теократическое понимание власти и государства плодом христианского и благочестивого сознания, христианским видом власти или христианским отношением к власти. На самом деле теократия идея очень старая, особенно культивируемая в древнем языческом Риме. Император там был личностью божественной. Гонения на христиан были не за то, что они веровали в Боговоплощение, а потому, что они будучи совершенно лояльными гражданами, отказывались признавать Императора Божественной личностью и воздавать ему почести в таком качестве. Народ того времени искренно верил в божественное происхождение власти Императора. Цезарь доказывал свои права стать Императором, указывая на свое родство с какой то богиней. Для народа Император — человек совсем особенный. К нему было особое отношение, которое создавалось под разными влияниями: гипноза, восторга, страха, веры и благоговения. Прикосновения императора иногда имели целительную силу, особенно кажется при накожных заболеваниях.

Очень близко к такому пониманию и особенно отношению стоит монархический романтизм. Здесь отношения к монарху проходят в дымке романтической восторженной неясности, но ощутимы элементы благоговения, испуга, восторга. У Николая Ростова есть как бы влюбленное благоговение и чувство, что «это святое». Создается своего рода культ и есть как бы жрецы этого культа, которые подогревают чувство вызываемое монархом и теперь, как и в древние времена и считают что это впечатление и есть самое ценное, что есть в монархизме. Эти жрецы даже не очень или даже совсем мало вникают в принципиальную идейную основу того или иного вида монархической власти, только бы он производил необходимое для овладения массами настроение.

Надо признать, что присущая всем видам монархизма красота всегда производит указанное впечатление. Но восторгом загораются люди только тогда, когда есть в зародыше это чувство или желание его. Но если этого нет — эти монархические чувства нельзя искусственно привить. Речь влюбленного не только не увлекает, но даже раздражает того, кто не влюблен.

Такого — или огрубевшего к красоте, или настроенного более глубоко и серьезно — не тронут пылкие восторженные настроения, но каждый человек отзовется на доводы о смысле идеи. Если она верна, то она для всех, как истина, одинаково обязательна.

Вот почему, особенно после перерыва монархической традиции, так важно понять что такое монархизм, какие есть виды его, какой монархизм почему и зачем нужен с православной точки зрения.

Разбирая этот вопрос под разными углами зрения, интересно отметить, что исторически теократическая монархия связана с бюрократизмом и это вполне логично: если за волей Императора всегда стоит воля Божия, то ничего не может быть умнее и нравственно оправданнее, как подчиняться этой воле, которую объявляют, представляют и проводят в жизнь поставленные Императором чиновники.

При теократии люди не несут никакой ответственности за государство, за характер жизни в нем, за его законы, за принципы социальной жизни. Все это совершается по повелению правителя, и все распоряжения власти санкционированы божественным авторитетом. Нету места для проявления сознания и воли человека и следовательно для его ответственности. Есть единственная государственная добродетель — подчинение воле правителя.

Такое же приблизительно положение человека и при абсолютной монархии. Вся власть — у монарха и если он предоставляет какие либо права населению, то в порядке милости.

История отношений власти и народа характеризуется борьбой за права. Эти права вместе с властью перешли к народу, или полностью, или установлены ревниво охраняемые границы власти монарха и народа.

Современные лаические государства все управляются при помощи народного представительства и этот порядок установился в порядке борьбы за права народа и за власть отнимаемые у монархии, и теперь трудно себе представить государство без народного представительства и потому представляется важным установить принципы отношения к народному представительству в симфоническом государстве.

Для ответа на этот вопрос надо исходить из положения, что Царь призван на служение: главная его задача, как упомянуто, создание условий благоприятных для существования Церкви. В этом, по православному сознанию, смысл и оправдание государства. Такое понимание не только у Царя, но и у народа. В этом — и самом главном — их единство: народ так же как Царь хочет создать православное государство. Это их общая цель и христианский долг и общая ответственность.

Отнюдь не надо думать, что для существования христианского государства достаточно, чтобы власть, чтобы Государь понимал и хотел симфонии и был ей верен.

Страшный пример полного одиночества Государя Императора Николая II говорит, что Царь может быть верен Симфонии, но в государстве ничего не будет от симфонии, если народ перестанет ее понимать и хотеть. Этот действительно страшный пример говорит об ответственности народа за жизнь и судьбу государства. Народ также как Государь призван на служение христианской государственности и в принципе каждый человек, как и Государь должен сказать о симфонии «верую и исповедаю».

Поэтому в симфоническом государстве должно быть участие народа в строительстве государственной жизни и симфоническая власть должна воспитывать народ в этом направлении, в умении участвовать в строительстве.

Ярким примером такого участия и умения являются Земские Соборы. Они отличаются от всех видов народного представительства тем, что у власти и собора единство в понимании смысла государства и его цели. Не борьба за власть и права, а единство в самом главном и принципиальном. Могут быть расхождения, но не в главном, в тактике, а не в стратегии, спор не о путях и смысле. Наоборот в обычных народных представительствах всегда борьба партий, т. е. разного понимания основных принципов общественной жизни.

Собор нельзя создать искусственно, и нет юридического принципа характеризующего собор. С точки зрения юриста это было представительство организованных творческих сил государства — так можно характеризовать сословия, но качество собора и соборности (в узком, государственном смысле) нельзя создать каким либо особым хитрым избирательным законом. Нет! Собор есть следствие соответственного идейно-нравственного состояния и если нет идейно-нравственного единства Собора не будет. Для того, чтобы он был надо, чтобы и у власти и у народа было понимание и желание симфонии — «верую и исповедую».

Коснувшись изложенного, надо остановиться на вопросе, который здесь может возникнуть, о возможности собора и соборности и единства власти и народа в разноплеменном и разноверном государстве. Для рационалиста это совершенно неразрешимый вопрос, ибо казалось бы, что само разделение вероисповедное доказывает невозможность. единства, в основе которого лежит определенное религиозное, православное мировоззрение. На самом деле оно возможно и это одно из чудес Православия: в нем нет ничего искусственного, человеческого, местного, провинциального и произвольного — что принимать всегда трудно. Наоборот — оно универсально: все подлинно ценное, что есть во всех религиях, находит освящение в Православии и когда иноверец и даже язычник «по природе законное творит», «когда дело закона написано в его сердце» (Рим. 2, 14), то это сердце всегда ощущает Православие себе не чуждым. Удивительный — исторический факт, что Православного Русского Царя может быть больше почитали неправославные народы и им особенно близок и привлекателен был нравственный ореол и образ «Белого Царя».

Отметив, т. образом, влияние Православия и философии православной государственности интересно осветить с этой точки зрения еще некоторые довольно распространенные идеи.

Среди последних полезно отметить мысль, что в порядке прогресса человечество призвано найти «совершенный социальный строй». Некоторые общественные течения считают, что хотя он сейчас и неизвестен, но он будет найден на путях культуры и потому сейчас должен быть культ культуры (весьма неопределенного хотя и распространенного понятия). Такова философия разных демократических течений. Другие — социалистические — уже нашли основы того строя и у них задача осуществить его. Наконец, некоторые религиозные течения (протестантские) проповедывают Царство Божие на земле и тоже в рамках совершенного строя.

Православие категорически отрицает идею о совершенном строе. Отрицает не только практическую возможность такого достижения, но и саму мысль о совершенном строе, по соображениям выше указанным. Имея свои взгляды на смысл и задачи государства, оно отрицает в таком качестве «культуру», «прогресс», «общее благо» и проч.

Отсюда ряд выводов: Православие отнюдь не связано ни с какой определенной формой жизни или социальной системой. Оно свободно, для него важна внутренняя жизнь человека, а внешняя лишь поскольку она влияет на внутреннюю. Напр. отнюдь нельзя сказать, что Православие, православная государственность принципиально связаны с правом собственности на землю. Нет! Здесь полная свобода выбора и если одни хотят права личной собственности, а другие коллективной, то нет принципиальных препятствий ни для того, ни для другого. Хорошо то, что полезно для человека, для его роста и жизни православной. «Все мне позволено, но не все полезно» и спор может быть только о полезности, а не о догме социальной формы.

Жизнь идейных течений и общественных движений никогда не протекает спокойно и равномерно, всегда есть периоды нарастания, замедления, иногда как будто замирания, как будто река ушла в пески, и снова оживление и сила. В 20 веке возникли новые государственные принципы и движения, после столетия расцвета демократических идей как будто невозможные.

Не надо думать, что теперь разговоры о симфонии беспредметны потому, что ее сейчас нет. Симфония — идея гораздо более глубокая и потому жизненная и устойчивая чем все другие. Это естественно, так и быть должно потому, что она основана на Богоустановленном начале подчинения власти Божественному закону.

1960 г.