ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ ЛОПУХИН
«Наследовах свидения Твоя во век, яко радование сердца моего суть», сказал святой Псалмопевец о себе и людях, которые подобно ему ищут, узнают и всем сердцем прилепляются к свидениям Господним, становящимся радованием их сердца.
Эти слова псалмоиевца вспоминаются при мысли о ныне ушедшем от нас в вечность Петре Сергеевиче Лопухине, любившем и радовавшемся о свидениях Господних.
Отпрыск древнего рода, связанного со всей русской историей, рода, идущего от князя Редеди, «его же зареза Мстислав (брат Ярослава Мудрого) пред полки касожскими», Петр Сергеевич воплощал в себе и внешне и внутренне древнерусского боярина. Высокий, плотный, с иногда окладистой, иногда небольшой, за последние годы серебрянно-белой бородой, величаво возвышался он над толпой, благоговейно стоя в храмах и Югославии, и Мюнхена, и Франции.
Родился Петр Сергеевич 27 февраля 1885 года, в помещичьей семье, насчитывавшей 10 братьев и сестер. Семья была верующая, полная благородных традиций и устремлений, но разделявшая почти всеобщее тогдашнее увлечение либеральными «освободительными» тенденциями. Был он женат на Татьяне Владимировне, рожденной кн. Голицыной, и имел двух дочерей.
Разразилась 1-ая Мировая война и за ней революция. Петр Сергеевич принимал участие в государственной работе правительств и ген. Деникина, и ген. Врангеля.
В эмиграции оказался он в Белграде. К этому времени умерла его первая жена, и он остался с двумя юными детьми на руках.
С этого же времени начинается период полного вживания Петра Сергеевича в жизнь Церкви Православной, которое характеризует вторую половину его жизни и делает его тем праведным и величавым учителем церковной государственной мысли, каким мы все знаем и любим его.
Первые шаги этого глубокого оцерковления Петра Сергеевича связаны с создавшимся тогда в Белграде Серафимовским кружком, ставшим впоследствии Серафимовским братством. Этому кружку и братству Петр Сергеевич посвятил много сил и вдохновения.
Решающее значение в его духовном оформлении имело в это время его тесное духовное сближение с двумя великими святителями Православной Церкви: с учителем Церкви нашего времени, Митрополитом Антонием, и с вдохновенным церковным проповедником и мыслителем, Архиепископом Челябинским Гавриилом.
В это же время женился Петр Сергеевич на второй своей супруге, Марии Константиновне, рожденной Львовой, ставшей его верной подругой, спутником и опорой до последнего мгновения его жизни.
В это же время началась его дружба с нынешним протопресвитером Георгием Граббе, ставшая самой прочной целожизненной его дружественной привязанностью.
Долгом своей жизни считал Петр Сергеевич записывать и собирать мысли, которые в своих проповедях в Югославии развивал Митрополит Антоний и которыми делился с Петром Сергеевичем Архиепископ Гавриил. В результате родились две книги: «Мысли Митрополита Антония» и «Беседы с Архиепископом Гавриилом». В них раскрывается возвышенно церковное учение двух великих святителей.
Но душа самого Петра Сергеевича больше всего лежала к разработке вопросов, связанных с церковно-государственными проблемами, к идее Святой Руси.
Глубокое и разностороннее понимание идеи Святой Руси тоже пришло к Петру Сергеевичу через тех же святителей, но в то время, как их чисто богословскую и экзегетическую (истолкования Св. Писания) проповедь Петр Сергеевич воспринимал совершенно объективно, только чтобы сохранить и передать более широкому кругу людей драгоценные жемчужины их мыслей — в отношении церковно-государственных идей Святой Руси Петр Сергеевич, воспринимая мысли Митрополита Антония и Архиепископа Гавриила, всесторонне творчески разрабатывал и развивал их.
Впервые широко по этому вопросу Петру Сергеевичу пришлось выступить, когда, в борьбе против нехристианских либеральных течений, Архиепископ Серафим Богучарский провозгласил, что монархический образ правления есть учреждение богоустановленное, что это догмат Церкви и что каждый православный христианин должен верить в принцип самодержавного царя, как верит в догмат единства Божия.
Против такой догматизации самодержавия возражения раздавались главным образом с внецерковных либеральных позиций. Отталкиваясь всем своим кипучим сердцем от этих внецерковных позиций, Петр Сергеевич выступил против догматизации монархии с позиций церковных. Напомнив, что в истории России самыми плодоносными в смысле святости краями были Новгородская и Псковская республики, Петр Сергеевич обосновал на одной из мыслей Митрополита Антония стройное и глубокое государственное мировоззрение.
Митрополит Антоний учил, что в то время как чисто церковную, вероучительную и нравоучительную области Церковь строго догматизирует, по всем вопросам в этих областях провозглашая свои непреложные, вечные, никогда не меняющиеся определения — остальные области человеческой мысли и деятельности Церковь предоставляет свободному труду человеческой мысли.
Непреложными истинами могут быть только истины абсолютные — они и могут и должны быть догматизированы. Все остальные явления суть явления временные и имеют лишь относительную ценность, как говорит св. Иоанн Златоуст и другие святые отцы. Это вещи средние и могут быть и добрыми и злыми. Таковы здоровье, смерть, согласие между людьми, власть, различные виды человеческой деятельности и т. д. Например, смерть грешников люта, но смерть праведников блаженна. Здоровье вожделенно для людей, но для человека страстного оно может быть вредоносным. Согласие между людьми похвально, но согласие строящих Вавилонскую башню было злом, которое Господь разрушил, внеся в их среду полезное в этом случае разделение. Петр Сергеевич понимал и любил эту мысль о непреложности Божественной жизни и относительной ценности всего временного. Во главу угла своего учения о православной государственности он ставил мысль о том, что государственная власть есть явление временной жизни человека, и потому догматизировать ее нельзя. Но если Церковь не догматизирует эту область, то она никак не безразлична к ней. Петр Сергеевич больше всего хотел разъяснить людям: как относится Церковь к государственной области, какие дает руководящие указания для решения возникающих в этой области вопросов; сказать, как должны вести себя чада церковные в государственной и общественной жизни.
Итак, государственная область предоставлена Церковью свободному человеческому творчеству. Церковь не предписывает в этой области готовых формул и рецептов. Государственные формы вырабатывались человечеством постепенно и в языческий и в христианский периоды его истории, и русское православное самодержавие является плодом таких многовековых усилий.
Но, добавлял Митрополит Антоний, и Петр Сергеевич с любовию подхватывал эту мысль: не догматически, не доктринально, но по соображениям практической душевной пользы Церковь полюбила самодержавие, ибо в самодержавии верховная власть принадлежит тому, что в греховном человеческом естестве менее всего испорчено — совести. В самодержавной монархии правит совесть монарха. Эта совесть не должна быть ограничена ничем, ни даже внешним руководительством Церкви в вопросах, не относящихся к вероучению и нравоучению церковному. Церковь только предъявляет к царю требования быть в своем служении верным Божиим заповедям, нравственному закону и быть всегда честным в своем царском служении, всегда повиноваться голосу своей неподкупной царской совести.
И еще: наследственная монархия есть единственная форма правления, при которой верховный носитель власти не добивается ее, а принимает ее как обязанность, становится правителем не из греховного чувства властолюбия, а из праведного чувства нравственного долга. И тот, кто помнит Евангельские слова: «не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые», понимает все преимущества такого строя.
«Монархия не есть форма правления богоустановленная, но форма правления — богоугодная», любил говорить Петр Сергеевич.
В 1935 г. Петр Сергеевич поступил на службу в канцелярию Синода и переехал из Белграда в Сремские Карловцы, где имел возможность, которой неизменно пользовался, — бывать каждый вечер у Митрополита Антония и вести с ним беседы, в которых владыка пропитывал душу Петра Сергеевича своей возвышенной духовной мудростью.
Кончина Архиепископа Гавриила — в 1933 году и особенно Митрополита Антония — в 1936 г. была тяжелым всесторонним ударом для Петра Сергеевича. Сколько раз в течение последующих 26 лет своей жизни скорбно вздыхал он о том, что уже нет с нами Митрополита Антония. Делу Митрополита Антония он продолжал верно служить.
В 1939 г. в издании монастыря прп. Иова Почаевского в Ладомировой вышел его труд «Преподобный Серафим и пути России». В этой своей книге Петр Сергеевич вспоминает так живо звучавшие в нем слова Митрополита Антония.
«Когда Митрополита Антония спросили о духовном вожде народа, говоря, что хотят видеть в Государе духовного вождя, он ответил, что это совершенно произвольно и неверно. От Государя надо желать иных добродетелей: нравственной храбрости, справедливости, чуткого внимания к совести, преданности Церкви, но духовным вождем должен быть совсем другой человек. «Патриарх?» спросили Владыку. «Да, отвечал он, если это Патриарх Никон», потому что само по себе занятие и этого высокого сана не обеспечивает того, что его носитель будет духовным вождем народа. Таким вождем мог быть преп. Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский».
На следующий год в том же издании монастыря преп. Иова вышел труд Петра Сергеевича «Материалы к учению о Святой Руси». Беря в качестве руководящей нити только что вышедшую тогда в свет книгу протоиерея Г. Флоровского «Пути русского богословия», Петр Сергеевич, следуя схеме этой книги, дает широкий исторический обзор постепенного развития Святой Руси во все века истории России.
«Историю русской мысли, пишет Петр Сергеевич, о. Георгий рассказывает со времен древней Руси и спрашивает: почему в ней «это вековое, слишком долгое молчание? Молчит ли в потаенном богомыслии или в косности и лености духовной?» Сейчас никто уже не решится сказать, что древняя Русь, вплоть до Петра не имела образованности. Сейчас это только курьезно, даже не злорадно и не остро. За молчаливые допетровские века многое было испытано и пережито. И русская икона с вещественной бесспорностью свидетельствует о сложности и глубине древнего русского духовного опыта. С основанием говорят о русской иконе, как об умозрении в красках. И все же древнерусская культура оставалась безгласной, точно немой. Почему? О. Георгий интересно отвечает на этот вопрос: «Мысленная нераскрытость древнерусского духа есть следствие и выражение внутренней трудности «апории». Это был подлинный кризис культуры, кризис Византийской культуры в русском духе».
Далее бережно и глубоко, иногда следуя о. Г. Флоровскому, иногда полемизируя с ним, Петр Сергеевич в этом своем труде просматривает все основные моменты истории русской духовной жизни, постоянно свидетельствуя, что «узкий путь святоотеческого богословия есть единственно верный путь», и в конце книги с любовию свидетельствует о том, как этот единственно верный путь воплотился в великих вождях русского народа: преп. Серафиме Саровском, отце Иоанне Кронштадтском и Митрополите Антонии.
Вторая Мировая война подвергла Петра Сергеевича и его супругу тяжелым испытаниям нужды, холода и недоедания. Потом война вырвала его из ставшей привычной и родной обстановки Югославии и направила сначала в Австрию, а потом в Мюнхен, где он встретился с семьями обеих своих дочерей, с их мужьями и детьми. Здесь Петр Сергеевич был церковным старостой в одном из новооснованных тогда приходов Мюнхена и деятельным членом богословского кружка, объединившегося вокруг Митрополита Анастасия.
Из Мюнхена Петр Сергеевич с женой переехал во Францию, а его дочери с их семьями направились за океан в Южную Америку.
Во Франции Петр Сергеевич стал секретарем Епархиального Управления Западно-Европейской епархии и на этой должности оставался, сначала в Медоне, потом в Версале, затем в Шалифере в течение ряда лет до 1960 г.
В конце сороковых и начале пятидесятых годов Петр Сергеевич принимал горячее деятельное участие в газете «Слово Церкви», издававшейся Зап.-Европейской епархией Зарубежной Церкви при Парижской газете «Русская Мысль». Ярко отзывался он тут на все возникавшие тогда церковные и нравственно-духовные вопросы.
Вот поднимается вопрос: «должен ли священник говорить о политике?»
Петр Сергеевич отвечает: «Теперь, и это может быть главное доказательство апокалиптичности нашего времени, сатана начал и ведет открытую религиозно-политическую борьбу, и это характеризует политическую жизнь всего мира. Это еще не чисто религиозная борьба, да и будет ли она когда-нибудь совсем не прикрытой чем-то для соблазна? Однако и сейчас уже религиозный смысл «политики» так ясен, что в нем нет сомнения, и политическая борьба против коммунизма-богоборчества есть борьба религиозная... Поклонитесь каждому человеку «оттуда»: он видел зло и ушел от него... У нас долг и грех перед Богом, мы грешны тем, что в России — дыхание сатаны, что мы допустили его победить людей, что мы разбиты и разобщены, что у нас нет ясного строительного плана. Мы грешны перед всеми убитыми и убиваемыми, мучимыми и замученными, перед ближними, перед детьми, перед всем миром.
Да, стоя перед Евхаристической Чашей, я не буду думать ни о чем, кроме Господа моего Иисуса Христа. Но придти к этой Чаше я могу, только принеся покаяние, сознание всех своих грехов перед Богом и ближними. Я не могу «оставить их и не думать о политике». Нет, я надеюсь причаститься «ни в тяжесть, ни в муку» только потому, что знаю свои грехи перед Богом и ближними. Я надеюсь быть с Богом только потому, что я с ближними, потому что не оставляю их и думаю о них. У нас долг перед ними, долг спасения их от дыхания сатаны, и мы можем надеяться на прощение и спасение только, если до конца своих дней не перестанем помнить об этом долге.
Благословенны все попытки этого, все поиски путей спасения. Благословенны даже поиски ошибочные, если они искренни и ошибка неведома искателям. На этот творческий путь людей толкнуло отвращение ко злу. Лучше ошибки в искании освобождения от зла своих ближних, чем безошибочность бездействия, лучше жар творческого искания, чем холод анемичного спокойствия «оставить и не думать о политике».
Вспоминается 30-летие со дня кончины православного мыслителя кн. Е. Н. Трубецкого, когда Петр Сергеевич откликается горячей статьей. Лично хорошо зная почившего, связанный с ним и родственными узами, Петр Сергеевич вспоминает: «Он любил мысль, науку, красоту. Это он написал замечательную по замыслу и постижению книжку об иконописи «Мировоззрение в красках», любил и музыкальную красоту, истину в звуках. Но больше всего, впереди всего, он любил Бога, жизнь в истине, правду Божию. Когда его брат, кн. С. Н. Трубецкой в дни общественного смятения оставил философию и науку и ушел в общественную деятельность, чтобы отстаивать правду, его поступок вызвал удивление: как можно высшее оставить ради низшего, не есть ли это вульгаризация — снижение? Е. Н. горячо оправдывал и радовался поступку брата и писал: «Нельзя уйти в прекрасный внутренний мир, когда рядом томится в невыразимых муках бесконечно дорогое вам существо. А что если это существо вам даже не жена, не мать, а что-то еще большее: ваша Родина? Что выше: Пифагорова музыка сфер или публицистика? Есть минуты в истории, когда самая постановка таких вопросов — фальшь. Пусть не приведет ни к чему вся эта борьба, но если бы этой борьбы не было, не было бы самого главного, чем дорог человек. Что такое философия и музыка без сердца, что такое холодная мысль, как не обольстительная ложь». В наши дни отрадно вспомнить кн. Е. Н. Трубецкого — мужественного, горячего благородного борца за Истину, за единство в Истине, за Правду Божию».
На вопрос: наш ли Пушкин? —в связи с советскими попытками «овладеть Пушкиным»—Петр Сергеевич отвечает глубокой статьей «Пушкин наш». Статья эта настолько обширна и целостна, что мы не можем к сожалению привести из нее цитат.
На акт Римской Церкви, анафематствовавшей коммунистов, Петр Сергеевич откликается статьей «Детушки— Антихрист!» Он утверждает: «Послание Патриарха Тихона об анафематствовании коммунистов — деяние исключительной духовной зоркости, прямоты и силы. В этом отношении оно духовно выше аналогичного акта Римского Первоиерарха».
Трудно перечислить все яркие и вдохновенные отклики Петра Сергеевича на страницах этой газеты, выходившей в течение двух лет.
За эти годы в издании монастыря преп. Иова Почаевского в Мюнхене вышли в свет две небольшие, но проникнутые глубочайшим содержанием книжки Петра Сергеевича: «О Православном человеке» и «Святая Русь и Русское Государство».
В книге «О Православном человеке» Петр Сергеевич рисует внутренний образ преп. Серафима Саровского, как осуществление подлинно православного человека, и говорит: «Преподобного Серафима нашли, поняли, оценили православные русские люди, по преимуществу простой народ. Они нашли, поняли, почувствовали его причастность Царству Божию, они поняли, что преп. Серафим не добрый старичок-землячок, а причастник Божественной Жизни. Они познали, почувствовали именно ее, познали Царство Божие в убожестве жизни убогого Серафима, познали, что Царство Божие поистине «внутрь нас есть», во внутренней жизни человека, а не во внешней обстановке, что христианин «прежде всего» ищет этого Царства Божия, и только тогда, и это все — житейское внешнее, «прилагается».
Эта мысль о Царстве Божием внутри нас была и осталась главнейшей мыслью Петра Сергеевича до последних минут его жизни.
В 1950 г. из Югославии во Францию переселился Лесненский женский монастырь, известный также под именем Хоповского. С этим монастырем уже давно были очень дружны и Петр Сергеевич и его супруга. Сюда в течение последних 12 лет своей жизни всегда направлялся Петр Сергеевич за духовным подкреплением, наставлением и поддержкой. Здесь обычно читал он свои только что написанные произведения и чутко прислушивался к откликам на них игумении и монахинь монастыря.
С 1955 по 1957 г.г. Петр Сергеевич принимал близкое участие в епархиальном журнале «Церковный Голос», издававшемся под редакцией епископа Леонтия Женевского. Тут помещал Петр Сергеевич записанные им ранее проповеди Архиепископа Гавриила, воспоминания о Митрополите Антонии и вновь записываемые им проповеди Архиепископа Иоанна Брюссельского и Зап.-Европейского.
Деятельно трудился в эти годы Петр Сергеевич и над организацией помощи русским монахам и монахиням и нуждающимся старцам и старицам в Святой Земле.
Одновременно, за эти последние годы свой жизни стремился он обосновать и развить новую, важную церковно-государственную идею.
Полный глубочайшего почитания и любви к мученику Государю Императору Николаю II, любяще внимательно приглядываясь к его душевным движениям, к психологическому фону его деятельности, Петр Сергеевич пришел к заключению, чту Думская Монархия, созданная Государем в 1906—07 г.г., не была в принципе компромиссом, уступкой Государя революционно - либеральным течениям разлагавшегося русского общества. Наоборот, это было выявлением правой — православной государственной концепции, ибо Церковь, любя самодержавие, при котором государством правит совесть монарха, совсем не хочет, чтобы управляемый народ оставался пассивным и безгласным объектом, чтобы правление им осуществлялось совершенно единолично бюрократической системой. Церковь радуется, если к труду и ответственности правления привлекаются, в лице представителей, возможно широкие круги населения. Церковь одобряет, когда этим кругам предоставляется возможность ставить, изучать, всесторонне рассматривать проблемы правления, чтобы тягота и ответственность государственного управления не была бы для народа посторонними, чужими, неведомыми, а наоборот, стали бы близкими и знакомыми. Но при одном непременном условии: чтобы в вопросах принципиальных, важнейших, затрагивающих совесть — правду, окончательное решение принадлежало бы совести монарха, чтобы никогда никакая сила не могла заставить царя поступить против его совести.
Воплощение этого высокого принципа Петр Сергеевич видел в Земских Соборах древней Руси и основные очертания того же принципа узнавал он в повелениях Государя об учреждении Государственной Думы, когда, создавая это представительное учреждение, Государь говорил, что самодержавие его остается при нем.
Увы, растлеваемое западными влияниями, русское общество не поняло и в этом своего Государя. В Государственной Думе оно увидело не возрождение Земского Собора, не призыв православного Царя к своему народу понести вместе с ним тяготу и ответственность правления по совести, а вожделенные формы западного парламентаризма, с его подменой совести, как высшего авторитета, авторитетом арифметического большинства, руководящегося любыми соображениями.
В 1959 г. началась деятельность организованного при ближайшем участии Петра Сергеевича общества «Православное Дело». О задачах этого общества Петр Сергеевич высказывался не раз на страницах настоящего журнала. Напомним его слова в номере 5 нашего «Вестника Православного Дела»: «Православное Дело служит делу развития и укрепления православной общественности — среды, где православно мыслят и чувствуют. Наша постоянная задача — воспитывать наше православное сознание и ощущение добра и зла. В Зарубежье мы живем в странах неправославной культуры и постоянно находимся под ее воздействием, и если не следить внимательно, можем оказаться под ее влиянием. Русские православные люди должны знать характеризующие эту чуждую среду идеи и настроения, особенно когда духовный климат создается тайными и полускрытыми организациями. Этому делу должен служить «Вестник Православного дела».
Все свои любимые мысли, бережно воспринятые им от Митрополита Антония и от Архиепископа Гавриила и тщательно, с огромной внутренней добросовестностью, развитые и обработанные им, излагал Петр Сергеевич в «Вестнике Православного Дела». Здесь опубликовал он свой труд «О Православной государственности», здесь напечатал статьи «О Православии», о «Родосской Конференции», здесь снова, как и в «Церковном Голосе», печатал он записанные им ранее проповеди Архиепископа Гавриила и вновь записываемые проповеди Архиепископа Иоанна.
Он так много мог сказать, его пламеневшая верой и любовью к Церкви душа так стремилась поделиться со всеми яркими, верными, нужными мыслями, которыми он был переполнен. А возможностей было так мало. И потому этому скромному по размерам, но именно раскрытию и осуществлению вечных идей Святой Руси посвященному журналу «Вестнику Православного Дела» принадлежали любовь, забота и внимание Петра Сергеевича до самых почти последних минут его жизни. За день до кончины он писал: «Пришло время звать русский народ к нашим идеям. «Спасение России — внутри нас» — в нашем сознании, в нашей воле. Спасение России в Смутное время было в том, что Минин раскрыл сознание и волю. Он это сделал по призыву патриарха Гермогена, и теперь Россия ждет такого призыва. Призыв может быть только от Русской Зарубежной Церкви. Пришло время ей говорить русскому народу и звать его к проявлению сознания и воли... Кончаю письмо из последних сил. Простите меня. Я правда в жалком состоянии одиночества и болезни, и мне надо помочь. Только не жалейте меня, а думайте о «Православном Деле»».
В эти же предсмертные часы супруга Петра Сергеевича спросила его: «О чем ты думаешь?» Он сказал: «Царство Божие внутрь вас есть, это замечательная мысль, которую надо объяснить людям в связи с государственной жизнью. И я мог бы теперь написать это, все стало ясно мне, но сил пока нет». А через день он скончался.
Пусть это предсмертное письмо и эти последние слова Петра Сергеевича Лопухина прозвучат в душе каждого из нас — верных Святой Руси православных русских людей — как предсмертный духовный завет ушедшего в Горние Обители мудрого и мужественного православного мыслителя. Будем вдумываться и духовно вживаться в евангельское слово «Царство Божие внутрь вас есть». Будем думать о Православном Деле и творить его.
(Вестник Православного Дела. №12, 1962. Стр. 3-15.)