Священномученик Иоанн Восторгов

ХРИСТИАНСТВО И СОЦИАЛЬНЫЙ ВОПРОС

(Слово в неделю 26-ю по Пятидесятнице. Сказано в Полтаве 30 ноября 1908 г., при архиерейском священнослужении).

Некто из народа сказал Ему:
Учитель, скажи брату моему, чтобы
он разделил со мною наследство.
Он же сказал человеку тому:
кто поставил Меня судит или делить вас?
При этом сказал им: смотрите, берегитесь
любостяжания, ибо жизнь человека не зависит
от изобилия имения его (Лук. XII, 12—15).

Есть религия, которая в буквальном смысле слова говорит о разделении имений и наследства между людьми. В мусульманстве предусмотрена и определена вся жизнь чело­века, общественная и государственная. Коран указывает объем и права верховной власти, намечает основы и подробности суда, указывает наказания за преступления, дает законы о разделе наследства, о приданом для жены, о передаче и распределении его в случае развода, предусматривает распри детей от разных жен, указывает место в государстве для судей и подсудимых, для различных чинов государственной службы...

И многим кажется, что такое свойство религии, точность указаний на порядки жизни, есть великое ее достоинство и заслуга. И многие, особенно в нынешнее время, когда так высоко подняты и напряжены интересы государственного и общественного переустройства, многие, даже и не враждебные к христианству люди с тоскою и сожалением говорят: отчего христианство не дало и не дает нам таких неоставляющих сомнения указаний государственного и общественного строя, отчего мы не имеем точного и ясного, закрепленного высшим авторитетом веры, внешнего порядка жизни? И что это значит и почему так случилось, что на вопрос, столь простой и вместе столь важный для одного из последователей Иисуса Христа, о разделении наследства Божественный Учитель уклонился дать ответ? Зачем Он это сделал? Почему и в апостольских писаниях мы не находим даже и намека на разрешение столь жизненных и ежедневных вопросов и явлений? Неужели искусственно можно на них закрывать глаза? Неужели от них можно уйти и спрятаться?

История человеческая дает нам на все эти вопросы, в сущности, на один вопрос, весьма вразумительные разъяснения; и она прежде всего дает нам беспристрастное оправдание воззрений христианства.

Да, мусульманство, как создание человеческое, предусмотрело и определило все мелочи человеческой жизни. И нужно признать, что для племен диких, не имевших никакого или почти никакого общественного и государственного устройства, живших родовым бытом, оно дало устойчивость и, так-сказать, скелет жизни, оно спасло их от грозящего безначалия, распада и гибели. Оно дало им очень стройный внешний порядок, оно дало им те необходимые рамки, в которые и заключило всю жизнь; оно освятило эти рамки жизни и формы ее, закрепило их высшим авторитетом, сделало для всех своих последователей обязательными, принудительными и навсегда неизменными. Оттого жизнь мусульманских народностей так поражает наблюдателя своим единообразием и внешним порядком; оттого религиозному человеку, какой бы он религии ни был, просто отрадно смотреть, как могущественно действует религиозное начало и как ярко оно проходит и отображается в укладе и строе жизни семьи, государства и общества у мусульманских народностей.

Но история же свидетельствует, что такая заслуга мусульманства была временною и обманчивою. Рамки жизни, им указанные, оказались неподвижными, в них не осталось места для духа, не было заложено семени и ростка для дальнейшего развития. И когда народы мусульманские, после нескольких столетий возбужденного фанатизма и единообразия внешней жизни, перерастали указанные рамки, то им оставалось одно из двух: или, сохраняя, по чувству обязующего религиозного благоговения, данные рамки жизни, погрузиться в полную неподвижность, в духовный застой и в спячку, чтобы духовно умереть, или... отвергнуть самый ислам, его заповедный строй жизни и, чаще всего наперед пережив равнодушие религиозное и даже безбожие, идти к христианству, как вечно жизненной, не человеческой, а Божественной религии. Так цыпленок в яйце, когда развивается, то или умрет, если скорлупа окажется слишком тверда, или разрушит скорлупу, чтобы выйти к жизни. Так река от прибыли воды разрывает оковы льда... Ислам, желая создать, укрепить общественную и государственную жизнь, тем самым убил ее. История прошлая и наблюдения над настоящим состоянием мусульманских народностей вполне подтверждают этот вывод.

Совершенно иной путь и иной дух христианства. Как бы ни были остры так-называемые социальные вопросы, — просьба о разделе имущества относится к ним, — христианство непосредственно и прямо ими не занимается. Не занимается оно прямо и непосредственно и современными жгучими вопросами социального строя, о труде и капитале, о богатстве и бедности, о распределении имуществ. Христианство дает только общие законы, общие и вечные основы и правила жизни, и этим попутно разрешает всякий современный вопрос и всякий возможный вопрос будущего.

Христианство вечно-жизненно и постоянно будет вдохновлять своих последователей к тому, чтобы при всех изменениях окружающей жизни сообщать ей христианский облик и характер; оно есть источник единственного возможного, чисто-нравственного улучшения общественных отношений, причем оно не отделяет задач гражданских и общественных от задач личного нравственного совершенства христианина. Оно не признает могущества и спасительности одних только внешних форм жизни без духа веры и нравственного воодушевления, без нравственного развития и совершенства. Современные мудрецы, например, в лице социалистов, уверяют, что стоит лишь переделать формы жизни, произвести преобразование по их плану, разделить чисто-внешним образом поровну имущества между людьми, — и счастье людей обеспечено. Христианство со всею силою отвергает такое мудрование. Если отдельные люди остаются злобными, завистливыми, насильниками, бесчестными, чувственными, то при каких угодно формах жизни они не составят из себя общества благоустроенного, мирного и счастливого. Какой безумец, строя дом из дерева, будет ожидать, что в конце постройки дом окажется каменным? Так, по выражению одного ученого, и из свинцовых инстинктов нельзя сделать и ожидать золотого поведения...

Не следует ли, однако, Церкви все-таки иметь свою экономическую программу, хотя бы только к современным общественным потребностям и настроениям?

Думаем после всего сказанного, что это равно вопросу: не следует ли Церкви иметь и свою медицину для облегчения больных, и свое кулинарное искусство для накормления голодных? Экономические теории временны и изменчивы, а

Церковь вечна. Может ли она, закрепляя данные экономические нужды, считать предложенный тот или другой способ их разрешения единственным и вековым, как это повторяют теперь, например, социалисты с фанатическим упорством? Но это значило бы унижать Христа и христианство. По выражению одного ученого, Иисус Христос не был философом или государственным мужем, не был физиком или политико-экономом. Поэтому Он не завещал и определенной социальной системы. Он и Его учение — выше системы. Но это не значит, чтобы склад общественной жизни стоял сам по себе, а отдельный человек сам по себе, ибо общество, повторяем, состоит из отдельных личностей, а сумма слагаемых положительных не может представляться числом отрицательным. И если Христос поднимал, очищал, освящал каждую отдельную душу, и если это же самое, продолжая Его дело, творит в веках и народах Его Церковь: то тем самым вернее всяких реформ устрояется и улучшается общественная жизнь. Самые реформы, их существо, содержание и направление, только тогда и благодетельны, если они отображают в себе такое именно нравственно-религиозное развитие и возвышение каждого отдельного христианина и всего христианского общества. Приведем здесь рассуждение по этому поводу другого ученого. „Мы должны, говорит он, без колебания признать, что на сердце Иисуса более лежало раскрыть человеческой душе ее отношения к Богу, чем реорганизовать человеческое общество. Иисус прежде всего был не реформатор, но пророк, не агитатор с каким-либо планом, но проповедник с вдохновенными прозрениями. Его служение было религиозным служением. Его главным стремлением было — сделать ясным для человеческой души, в каком отношении она находилась к ее небесному Отцу. „Господи, — говорят ученики, — покажи нам Отца, и довольно для нас" (Иоан. XIV, 8).

„Евангелие, — говорит еще один великий ученый, — хочет не улучшать, но спасать, искуплять. Отношение Иисуса Христа к вопросу социальному было иногда сдержанное, как-будто Он желал освободиться от социальных вопросов, которые невольно напрашивались на Его внимание. „Человек, — говорит Он, — кто поставил Меня судить или делить вас?" (Лук. XII, 14). Эти слова показывают нам, что Он не присваивал Себе права предпринимать разделение собственности. Также Ему было несвойственно изменять формы правления: „Воздавайте кесарево кесарю" (Матѳ.ХХИИ, 21). Так естественно было бы осудить пороки вокруг Него, уничтожить политическое насилие или социальную несправедливость, но Иисус не вдается в эти социальные спорные вопросы Своего времени. Со свойственным Ему спокойствием Он разрешает их; Он не остается к ним равнодушным, но Свой взор Он твердо направил на конечную цель, в которой все эти социальные нужды найдут свое собственное разрешение. Социальные вопросы Ему, так-сказать, попадаются на Его пути и при случае Он обсуждает их, но без системы. Когда Ему встречается такой вопрос, Он обращается не к нему, но к нравственному закону, который лежит в основе социального вопроса. Его просили обсудить специальный вопрос о наследстве, а Он отвечает на более великий вопрос — о любви к деньгам: „смотрите, берегитесь любостяжания" (Лук. XII, 15). Итак, если ты усвоил учение Господа Иисуса, ты вместе с тем разрешил себе и все вопросы жизни. Если у тебя есть вера в Бога, не станешь ты увлекаться безбожным учением тех экономических теорий, которые всю суть жизни видят в одной плоти и земле. Если ты имеешь любовь к людям, ты не пойдешь за социализмом по его пути порабощения личности в человеке и грубого насилия. Если у тебя пред глазами правило, что жизнь человека не зависит от изобилия имения его, то для тебя сразу поблекнет и лишится обаяния самый идеал социализма, говорящего только о разделении имуществ. Если ты веришь и знаешь, что Царь и власть от Бога учинены суть, ты не будешь революционером. Если ты знаешь, что блаженнее отдавать, чем принимать, то не отдашь всю жизнь и все свои интересы на то, чтобы отвоевать себе право и права, управление и законодательство. Все эти и подобные вопросы Спаситель прямо и непосредственно не рассматривает, но Он дает ключ к

их разрешению. Короче, Иисус Христос не желает чрез склонение к социальному учению отвлекаться от Своего особенного служения — духовного оживления, которое принести Он призван. От христианства требуют, чтоб оно дало человеку чашу холодной воды, а оно вместо этого дает и открывает людям целую реку, вечно водную и глубокую: бери из нее всякий чашею, сколько хочешь и сколько вместить можешь... Практическая наука знает многие процессы, в которой достигаются иной раз несомненные результаты, известные под именем побочных продуктов; на пути, который ведет к желанной конечной цели, они большею частью отбрасываются или перегоняются (как бы перескакиваются). Иногда эти побочные продукты бывают чрезвычайной ценности, но, тем не менее, они достигаются только случайно. Вот таким побочным продуктом является и социальное учение Иисуса. Оно не было целью, на которую было направлено Его служение, оно образовывалось только в то время, когда Он исполнял вышеупомянутое служение. Если хотят в первой линии выставлять евангелие, как программу социальной реформы, то это значило бы побочный результат принимать за главное дело, и в то время, как при этом побуждались желанием найти для Иисуса Христа место в современном мире, лишались бы того, что обеспечивает за Ним место во всякое время." В другом месте своей книги тот же ученый, говоря о необычайном объеме учения Иисуса Христа и приложимости христианства ко всем временам, событиям и формам жизни, выясняет свою мысль очень красивым образом, сравнивая христианство с легендарным „шатром фей".

„Если ставили чудесный шатер в замке короля, то он не был слишком велик для самой небольшой комнаты; если переносили его во двор, то он был достаточно велик для того, чтобы принять в себе всех всадников, а когда выносили его в свободное поле, то он так сильно. расширился, что мог заключить в себя целое войско короля; он владел бесконечною гибкостью и бесконечною силою расширения. Сам Иисус в евангелии исходит из еще более великой мысли и свидетельствует нам о Своем служении, всего чаще, чрез уподобление Себя свету. „Я, — говорил Он, — свет миру" (Иоан. ѴШ, 12). „Я свет пришел в мир" (Иоан. ХП,46). „Ходите, пока есть свет" (Иоан. XII, 35). Свет по своей природе многообъемлющ; он вездесущ и может распространяться. Света не слишком много для потребности отдельного человека, и, однако же, его достаточно для всех людей. Каждая отдельная комната, кажется, улавливает полное сияние солнца, однако же, неисчерпаемый свет излучается в миллионах других домов. То же самое применимо ко влиянию Иисуса Христа. Каждому новому веку, каждому течению и каждому личному стремлению, кажется, достается с особенною полнотою какое-либо Его особое учение, и совершенно верно, что его прямой светящийся луч проникает в уголок духа, которого не затрагивает никакой другой пункт учения. Так неисчерпаемое евангелие своею освещающею силою касается каждой новой проблемы и каждой новой потребности, и, однако же, существуют еще мириады других путей этого излучения на другие души и другие столетия, которые все исходят от той жизни, которая есть свет человеков".

„Царство Божие" среди людей, — вот идеал, указанный Иисусом Христом, применимый, обязательно применимый и к социальной жизни! Но если бы этот идеал был привязан к определенной экономической теории, как этого хотят социалисты, хотя бы и „христианские", — то как сразу потускнел бы, как стал бы ограничен этот идеал! Но вечно слово благовестия о Спасителе в день Благовещения: „И будет царствовать над домом Иакова во веки, и царству Его не будет конца". Социализм желал бы царство Божие из Божьего обратить только в человеческое, из небесного — в земное, из вечного — во временное, повторяя любимое слово своего любимого поэта Гейне в его „Зимней сказке": „Царство небесное мы здесь создадим себе и без слез и без муки".

Вы видите буквальное повторение нынешней притчи рассуждения богача: „душа, имеешь много добра на многие годы, почивай, ешь, пей, веселись!" Он забыл, этот богач, что душа такого хлеба и добра не ест и не пьет. Он забыл о том, что напомнил ему голос Божественный: „Безумный, в эту ночь душу твою возьмут у тебя, а что ты приготовил, кому достанется?"

Итак, что же сказать нам в заключение слова? Величайшее благодеяние Христовой веры для мира" и людей в том и состоит, что она не дает нам принудительных форм жизни, а указывает только общие и вечные ее законы нравственно-духовные. Этим христианство, как бы удаляясь от управления общественной жизнью, на самом деле оживляет ее и дает ей бесконечное развитие. Так солнце, чем оно выше над землею, тем более освещает и согревает землю.

И кто бы ты ни был, христианин, ученый, учитель, общественный деятель, рабочий, устроитель экономической жизни, слуга государства, промышленник, торговец, гражданин, — одно твердо знай и в одно твердо верь: только тогда ты будешь освещать и согревать жизнь, только тогда ты будешь ее самым делом, и не на словах только, благоустроять, только тогда ты будешь содействовать разрешению так-называемого социального вопроса, уничтожению зла, несчастья, страдания, несправедливости среди людей, если будешь за основу иметь нравственное учение Христа. Отсюда почерпай идеал жизни, отсюда бери побуждения для служения людям, отсюда бери способы, средства, орудия, пути мира и любви, а не злобы и зависти, пути терпения и подвига, самоотречения и самоотвержения, а не корысти и грабительства, свободы, а не насилия, — те пути, которыми единственно можно придти самому и привести других к улучшению порядков и строя человеческой жизни. Такой путь долгий, но он единственно верный: собирая не себе, но в Бога богатея, мы вместе с тем богатеем и общим счастьем всего человечества. Аминь.