Архимандрит Константин (Зайцев)
ЕСТЬ ЛИ ЕЩЕ В СВОБОДНОМ МИРЕ СТРАХ БОЖИЙ?
Оккупация пробуждавшейся к жизни Чехословакии войсками коммунистического блока, ведомого Москвой, всколыхнула весь застоявшийся мир — так называемый «свободный», то есть не успевший еще ощутить над собою ярмо коммунистического ига. Зашевелилась и та часть коммунистического блока, которая, находясь в более тесной связи с этим «свободным» миром, способна в большей степени, чем Россия и остальные члены коммунистического блока, реально ощущать атмосферу свободы.
Страх ощутило это человечество, как свободное, так и то, которое хотя бы в ничтожной степени, но все же ощутило свободу, как нечто и для него не окончательно чуждое.
Но — какой это страх? Спасительный ли это страх? Вот в чем вопрос!
Есть два вида страха. Один — панический, лишающий человека способности разумно, осмысленно действовать. Он получает наиболее действенное выражение — в бегстве, часто совершенно бессмысленном. А то страх этот вызывает нечто близкое к параличу — застывает человек и становится беспомощной жертвой той силы, которая сумела вызвать такой перед собою страх. Другой вид страха — разумный. Высшая его степень в плане спасительности есть страх Божий.
Страх Божий имеет три стадии.
Первая стадия носит именование рабьего страха. Это — страх пред тем наказанием, которое ждет нераскаянного грешника. Вторая стадия носит наименование страха наемничьего. Это — страх утратить ту награду, которая ждет угодивших Богу. Третья стадия носит наименование страха сыновнего. Это — страх огорчить Отца. Если первые два страха наполнены заботой о себе — об избавлении себя от беды и об обретении для себя утешений — то последний заставляет о себе забыть, являя заботу лишь о Том, любовь к Кому заполняет сердце всецело. Страх Божий открывает нам путь в Блаженную Вечность, но первые две стадии его погашаются вхождением в Нее, ибо они — земля, пусть и обращенная к Небу, а третья вливается в Нее и сливается с Ней. Ведь в Вечности, где все бытие исчерпывается Богом, может существовать лишь то, что погружается всецело в Бога! И тут осуществляется величайшая Тайна: Богом созданный, в подобие Себе, человек сохраняет свою личность в Блаженной Вечности — исчезая в Боге! Как? Это определяется тем единственным словом, которое в Блаженную Вечность переходят из нашего обихода — ЛЮБОВЬ.
Таков страх Божий являющийся, по слову Божию — началом Премудрости. Поэтому и всякий разумный человеческий страх спасительный в какой то мере отражает в себе страх Божий, в его тройственном расчленении. Можно бояться наказания и вообще наступления всякой беды. Можно бояться потерять то или иное благо, которое имелась надежда получить. И можно определять свое поведение устремлением к Богу, о себе забывая. И, опять-таки, если первые два страха, сами по себе, никакого объективного содержания не имеют, то третий способен буквально наполнять жизнь, насыщая ее содержанием, которое имеет творческую силу максимальную, покрываясь тем же словом и понятием: Любви, — которая «сыновство» Богу превращает в «братство» с ближними.
Вот и подумаем теперь — что же представляет собою тот страх, который разлился с такой силой и широтой после оккупации Чехословакии. Увы! Мы не знаем, что испытывают отдельные сердца, но если останавливать внимание на официальных проявлениях человеческого сознания — то и следа мы не найдем высшего страха: страх «рабий» поглощает все.
Превыше всего царит страх: как бы на тебя не обрушилась эта беда! Этот страх буквально поглощает сознание до конца. О каких бы мерах воздействия, о каких бы формах реакции мы ни стали размышлять, все, что люди говорят, и все, что готовы они сделать, в конечном счете, имеет лишь одну заботу: избежать «советизации», будь то впервые возникающей, будь то лишь восстанавливающийся в полной силе там, где она уже несколько, было, ослабела.
В какой то, пока очень слабой мере, способны мы распознать и второй страх — боязнь недополучить чего либо доброго в будущем. Но тут мы непосредственно уже входим в атмосферу апостасийную, в которой ничего спасительного искать не приходится.. Если страх Божий наемничий ориентируется на будущую жизнь загробную, то тут перспектива перед нами раскрывается экуменически-антихристова. Ведь современными событиями под вопрос ставятся мечты о том благополучии, которое теперь уже организационно строится в некоем навеки утверждающемся сожительстве с коммунистическим миром, в той его благодетельной эволюции, которая имеет быть осуществляемой во все более тесной координации и кооперации обоих миров, свободного и уже коммунистически «тоталитаризованного».
Этот второй страх способен обессилить первый — упразднив всю его практическую годность в смысле сопротивления советской экспансии. Экуменические силы тут не могут не оказать огромного губительного воздействия, тем являя с предельной силой весь ужас нашей современности, когда организации церковные, имея даже иногда в своем составе, на ведущих ролях, представителей Советской церкви, оказываются сильнейшими союзниками Советской сатанократии...
Что нужно для того, чтобы страх современного человечества пред стихией советчины оказался спасительно-действенным и даже способным не только оказать ей стойкое сопротивление, но даже, при известных условиях, вызвать победоносное наступление против этого Зла? Должен этот страх, преодолев экуменический соблазн, возвыситься до своей третьей стадии, проникнувшись началом Любви братской... Другими словами, реакция против советской оккупации Чехословакии должна свестись к стремлению освободить от Советского ига людей, под него подпавших. Но для того, чтобы это можно было честно делать, нужно еще нечто, без чего фальшью все останется и ни к чему поэтому не приведет.
Сейчас привыкли в печати именовать все действия, идущие из Москвы — русскими. Россию отожествили с ее коммунистическими оккупантами. И это в такой мере, что, например, с полной серьезностью задание освободительное от Советского ига в США отожествляется с заданием освободительным национальных меньшинств от их принадлежности к целому Исторической России. Заряда хватает на то, чтобы поддерживать те движения, в основе которых лежит отделение от подлинной России. Сама же Россия, которую оставляют существовать в своей русскости, суженной до великорусскости, как бы законно отдается под иго коммунистов, якобы являющееся лишь законной стадией развития Исторической России — в ее аспекте, приемлемом для свободного мира.
А между тем, если объективно смотреть на вещи, то именно такое отношение к России является прямой поддержкой коммунистического режима в России, в той его грандиозной концепции, которая прочно вошла в состав экуменически строящегося сейчас мира. Для того, чтобы реальностью стала возможность ликвидации большевизма в России и, тем самым, освобождения мира от угрозы подпадания под иго коммунизма, надо, чтобы человечество свободное, в частности США, смогли в русском человеке ощутить своего ближнего, подмятого под страшное иго коммунизма, и своей повелительной заботой братской ощутить реальную ему помощь, во всех доступных формах этой помощи.
Вне этого, события в Чехословакии останутся лишь эпизодом в процессе экуменического объединения коммунистического и «свободного» мира.
Сентябрь 1968 г.
